– А с трупами что?

– А что с ними может быть, товарищ капитан? Разлагаются потихоньку… Главврач райбольницы шумит, грозит в штаб Армии жалобу написать. Ледник растаял, добрых покойников держать негде, а мы им бандюг мертвых из тайги возим и возим…

– Сколько уже за месяц навозил, Забродкин?

– Вместе с этими пятнадцать будет, товарищ капитан! Который живой – шестнадцатый…

– М-да… Плохо работаешь, Забродкин! Четвертый эпизод в тайге уже, а у тебя ни подозреваемого, ни версии стоящей! Плохо! И этого, спятившего, у нас не держи – сдай в больничку, если он сумасшедший!

– Почему версий нет? – обиделся лейтенант. – Есть версия, снайпер орудует в тайге! У всех убитых по одной сквозной дырке в голове. Пуль в головенках нету, из винтаря садит…

– И что за снайпер такой может быть, Забродкин? Откуда он такой взялся, народный мститель, а? Что осведомители твои думают? Убивают-то их братьёв, японцев!

Лейтенант пожал плечами: а что могут думать осведомители, коли они все городские, а снайпер в тайге охоту открыл?

Была у Забродкина, правда, одна зацепка. Но хлипкая очень, основанная на предположениях одного из его осведомителей. Тот утверждал, что таинственный снайпер есть не кто иной, как Охотник-гиляк, чью семью японские солдаты всю зиму держали в заложниках, а потом по какой-то причине так всех и порешили.

Что ж, мотив для мести был достаточно убедительным, и Забродкин попытался разыскать Охотника. Но где же его сыщешь? Всю свою длинную жизнь он был, как говорится, перекати-поле, кочевал по острову где хотел, и никакие власти ему указом не были. Попав после операции по ликвидации японской банды в местную райбольницу с контузией, Охотник отлежал там пару месяцев – и снова ушел в тайгу.

Лейтенант-дознаватель, воспользовавшись приказом начальства, сдал сошедшего с ума японского окруженца в больницу. И там, выдержав очередной «бой» с главным врачом Павленком, попытал его на всякий случай – не оставил ли гиляк каких-то сведений о своем возможном местопребывании?

Но Павленок только разбушевался пуще прежнего. Он тут же припомнив особисту про перегруженную по «милости» военных властей покойницкую и потребовав конкретного ответа – кто, когда и за чей счет будет хоронить полтора десятка японских жмуриков. А насчет старика-охотника сказал прямо:

– Старику, наверное, уже лет сто. И контузия, с которой он к нам зимой попал, его очень подкосила. Ему в сарай из винтовки нынче не попасть, не то что в человека! Не там ищете, молодой человек! И не уходите, пожалуйста, от насущных вопросов про переполненную покойницкую! Тепло скоро придет, лето не за горами – что я с трупаками вашими делать буду?!

Забродкин, не дожидаясь дальнейших неудобных вопросов, поспешил с доктором распрощаться. Попутно распрощавшись и с зацепкой насчет возможной причастности к «охоте» на бродящих по тайге японцев старого гиляка.

В штабе Забродкин слышал, что того минувшей зимой даже к награде хотели представить – за активную помощь в ликвидации вооруженного бандформирования. Но не представили – ибо документов у старика не оказалось вообще никаких – ни советских, ни японских, ни царских дореволюционных, каторжной поры.

Что же касается «охоты» на остаточные группы японских солдат, то она началась примерно с месяц назад. В конце апреля железнодорожный обходчик, проходя свой участок в двух километрах от станции Отиай, обратил внимание на стаю галдящих воронов прямо за лесопосадками полосы отчуждения дороги. Японец подумал, что это может быть сбитая локомотивом корова или лошадь и отправился поглядеть.

В городе, как и на всей освобожденной летом прошлого года территории Южного Сахалина, было голодно. И даже усиленный железнодорожный паек заставлял персонал все время промышлять в поисках съестного. Да и время было голодное – весна, только-только пригорки на Сахалине под неярким здешним солнышком вытаяли, а ровные места, не говоря уже о низинах, были еще в глубочайшем снежном плену. Ни старухам корешки какие собрать, ни скотине, изрядно за зиму отощавшей, травки не пощипать.

С ножом в руке обходчик подобрался к месту пиршества воронов – однако, приглядевшись, бросился наутек и остановился только возле конторки бригадира обходчиков, в самом Отиайе. Выслушав обходчика, бригадир позвонил вышестоящему начальству, а тот – в городскую комендатуру. Через три часа на ручной дрезине к указанному месту прибыл дознаватель Особого отдела лейтенант Забродкин в сопровождении двух солдат конвойной службы и железнодорожного бригадира.

В кустах они нашли три трупа японских солдат в донельзя потрепанном обмундировании. У всех было по аккуратной пулевой «отметине» в черепе, а трупы были сложены рядком, словно выставлены напоказ.

Следы волочения показывали, что солдаты-окруженцы были убиты неподалеку, на опушке тайги. Оружия при них не оказалось, однако на месте происшествия дознаватель нашел в снегу несколько гильз от японской винтовки «арисаки», из чего сделал вполне закономерный вывод о том, что врасплох был захвачен только первый убитый; оставшиеся пытались отстреливаться, но тоже были сражены меткими выстрелами.