– Кончай безобразничать, Охотник! – строго приказал он. – Японские окруженцы, которые зиму в тайге пережили, и так выходят из леса, сдаются властям. Не надо их убивать больше. За свою семью ты с лихвой отомстил, хватит! Ищут тебя уже солдаты, все знают: ты японцев скрадываешь в тайге! И из этих краев уходи от греха, пока не поймали! Остров большой!
– Хорошо, нашалник, моя скоро кочевать на юг, – согласился Охотник. – Лето, осенью кочевать буду, потом вернусь. Помирать тут буду зимой, однако. Не знай – успею для твоя пушнина для гостинца заготовить.
– Ты чего несешь, старик? Чего помирать собрался? Женился только…
– Нет, нашалник, однако зимой пора будет…
– У тебя болит что-то?
– Нет, время мой приходит, нашалник… Приду осень, вся свой жизнь тебе расскажу, однако…
Глава десятая
28
– Что, Мишаня, успокоил благоверную? – хихикнул в трубку Проперухин. – Теперь давай о делах наших. Что там в ямке-то было, Миша?
– Я скажу. Только сначала сына услышать хочу. И не говори, что он далеко – ты ведь умный Витя! И наверняка догадывался, что такая тема возникнет.
– Он еще условия ставит! – подивился вслух Семенов. – Ладно, я человек сговорчивый. Сейчас услышишь – айн момент!
В трубке долго шуршало и потрескивало. Потом сквозь помехи прорвался мальчишеский голос:
– Папа… Это я…
– Кирилл, сынок, с тобой все в порядке?
– Да… Пап, а когда… Ой, у меня трубку отбирают. Папа! – Голос в трубке сменился – ее перехватил снова Проперухин: – Ну, что, доволен, Миша? Теперь мой вопрос…
– Погоди… Я хочу убедиться, что ты сына не записал заранее. Спроси у него – ну, скажем… Как звали первую хозяйку Ульки?
«Шкаф» одобрительно кивнул, показал большой палец: молодец, мол, продолжай в том же духе. Обвел рукой циферблат часов и поднял вверх два пальца: нужно говорить еще не менее двух минут.
– Дай негру палец, и он руку откусит, – фыркнул Семенов. – Пользуешься ты, Миша, моей добротой… Эй, парни, погодите, верните пацана! Слышь, как тебя? Как звали первую хозяйку собачонки вашей? Отец проверяет – тут ты или нет… Как это не помнишь?! А ну, вспоминай!
– Не ори на Кирилла! – закричал в свою очередь Алдошин. – Он сам вспомнит!
Трубка замолчала, и Алдошин, сколько ни прислушивался, мог уловить только какие-то приглушенные звуки – словно микрофон зажали ладонью.