Надо сказать, что по-русски старик говорил скверно и, видимо, вообще по жизни, как и всякий таежный абориген, больше молчал. «Всемирный обозреватель» прорвал и эту «плотину», и гиляк теперь охотно отвечал на вопросы доктора о прошлой жизни. А стоило его спросить о любом пушистом таежном обитателе, чей рисунок был в справочнике, как он в лицах изображал его повадки и движения, давал краткие, но удивительно емкие характеристики животного.

То, что Охотник имеет самое непосредственное отношение к отстрелу японских окруженцев, доктор убедился вскоре после того, как выписал старика из больницы. Тот, покинув стационар, некоторое время часто навещал Павленка. Как тот подозревал, отнюдь не из дружеского к нему расположения. И даже не потому, что доктор, видя искреннее переживание Охотника по поводу исчезновения его охотничьего карабина, самолично отнес каптерщику в штабе литр спирта, и тот выдал доктору из своего НЗ списанную винтовку. Охотник приходил в больницу из-за чудесной книжки с картинками – хотя Павленок давно уже подарил ее гиляку.

Подарок тот принял с достоинством, однако с собой в тайгу не взял.

– Мой пока чум в тайга нет. Пусть книжка у тебя, однако, будет, нашалник! Лето придет, чум поставлю, баба найду – тогда книжку забирай, однако!

В один из его визитов в больницу доктору доложили о неожиданной встрече Охотника в больничном дворе.

Старика и в период его пребывания в стационаре часто привлекали к мелким хозяйственным работам, которых чурались красующиеся перед женским персоналом бравые летчики и пехотинцы. В частности, он часто носил в прачечную белье из операционной и больничных палат. По привычке его просили помочь и после выписки, если гиляк попадался медицинскому персоналу на глаза.

Вот и в тот день, семеня за дородной старшей медсестрой из хирургического отделения, Охотник в обнимку нес перед собой охапку перепачканных кровью простыней. На середине двора эта короткая процессия едва не столкнулась с другой – санитары волокли под руки на рентгеновское обследование сумасшедшего японского солдата, помещенного, за неимением в больнице психиатрического отделения, в отдельную кладовку.

Японец что-то весело мычал, пускал длинные слюни и вовсю мотал головой. На ходу он пытался достать руками собственные ботинки. Он поднял голову одновременно с тем, что Охотник выглянул из-за кипы простыней. Солдат на мгновение замер, а потом, испустив длинный пронзительный вопль, мгновенно вырвался из рук санитаров и рванулся к забору, потеряв по дороге один ботинок. По дороге к забору он споткнулся и свалился в снег, что и позволило санитарам догнать и насесть на него. Охотник тоже на мгновение остановился, потом, окликнутый медсестрой, послушно заковылял дальше.

Павленок пригласил старика на чаепитие. И, заперев дверь ординаторской и даже задернув отчего-то занавески на окнах, спросил:

– Ты видел японского солдата во дворе сегодня, Охотник?

Тот пожал плечами, восхищенно разглядывая картинку во «Всемирном обозревателе»:

– Однако видел солдат. Я не слепой, нашальник…

– И он тебя видел. И рванулся от тебя так, будто привидение увидел. Интересно почему? Ты не знаешь случайно?

– Привидение? Такой не знаю, – помотал головой Охотник. – А солдат знаю. Ошень проворный сволош тот солдат, однако. Там, тайга, быстро-быстро под дерево залез, сапсем как куница. Охотник даже промазал, ошень много стыдна, да… Тьфу, однако.

– А почему ты в него стрелял?

– Японская солдат – большой сволош, нашальник. Он мой баба, моя детишка бах-бах – убил, однако. Пошто? Что ему мой баба плохой делал? Детишка почему скрадывал? Пока живой буду, ни одна японска солдат моя тайга гулять не будет…

Охотник говорил об этом совершенно спокойно, не переставая разглядывать картинки в книге. Помолчав, Павленок сел перед Охотником, взял его ладонями за небритые щеки и заставил поглядеть себе в глаза:

– Слушай меня внимательно, старик! Никому – слышишь, никому! – не говори о том, что сказал мне сейчас! Ты дитя природы, и живешь по ее законам. Но властям не нравится, когда кто-то берет на себя функции судьи и палача! Тьфу, о чем это я? Ты этого не поймешь все равно… В общем, никому и никогда не говори, что это ты застрелил тех солдат! Понял? Так нельзя делать! Тебя посадят в тюрьму, и ты умрешь там! Ты хочешь умереть в тюрьме, Охотник?

– Турма? Нет, туда не хочу, однако! А пошто нельзя плохой солдат стрелять? Пошто он мог мой баба и детишка, пять штук, однако – стреляй?

– Это власти решают – кого наказывать, Охотник! Не я, не ты! И меня в тюрьму из-за твоего донкихотства посадят – это же я дал тебе винтовку!