Моя творческая ци шла от языка в вагине к языку в щеке. Я всегда был с тактильной и оральной фиксацией. Может, мама слишком сильно меня любила? Но в последующие годы мне стало очевидно, что моя страсть не похожа на страсть других мужчин, и, к сожалению, в нескольких случаях эта страсть не разделялась другими членами группы.
Мне иногда ошибочно приписывают цитату о том, что во мне больше женского, чем мужского. Сейчас я все проясню – во мне скорее поровну мужского и женского, и мне нравится тот факт, что я чувствую свою puella eternis («внутреннюю девушку» на латыни). Что может быть лучше, чем брать сильное от обоих полов? В смысле, женщины же высшие существа, разве нет? Конечно, самцы приносят домой еду, но разве они умеют производить детей и кормить их грудью? У женщин есть сострадание, которое отсутствует у мужчин. Мне кажется, что я был рожден с этим женственным состраданием.
Люди часто прячут свои воспоминания на чердаке, в традиционном ностальгическом месте – старый плюшевый мишка, комиксы «Арчи», игрушечные пружинки, семейные реликвии, любимый съеденный молью свитер, фотографии детства, старые ролики, билеты на концерт стоунзов, кроватка Мии…
Другая причина, по которой я придумал название альбому, заключалась в том, что я знал, что мы пришли к успеху. Я был ребенком, который выбил на камне свои инициалы, чтобы инопланетяне знали, где я. Это утверждение долголетия. Пластинки будут звучать еще долго после того, как ты умрешь. Наши записи тоже были бы там, на чердаке, вместе с вещами, которые ты любил и не хотел забывать. И Aerosmith тоже входил в эту категорию. Я знал, как добились этого The Beatles, The Animals и The Kinks – текстами и названиями. Я видел смысл и рифму во всем том безумии, что мы создавали.
Leaving the things that are real behindLeaving the things that you loved remindAll of the things that you learned from fearsNothing is left but the yearsТы оставляешь реальные вещи позадиТы оставляешь то, о чем любишь вспоминатьВсе то, чему ты научился от страховОстались лишь годаДжо придумывал соло, а я начал кричать: «Игрушки, игрушки, игрушки…» Органично, мгновенно, заразно… охуенно. И снова Токсичные близнецы уезжают в закат… на этот раз в закат чердака. Джо вдохновил меня на написание большего количества песен, чем я когда-либо ему скажу. Иногда хватало лишь его присутствия в комнате, чтобы написать величайшую мелодию. Этому есть доказательства в каждом нашем альбоме. Я дружу с лучшими… но у меня почти нет партнеров. Он гораздо больше, чем настоящий. Наркотик не может тронуть Джо Перри. Как листья на артишоках: чем больше слоев ты снимешь, тем ближе окажешься к сердцу. Гитаристы прячутся за риффами.
Toys, toys, toys… in the attic!Игрушки, игрушки, игрушки… на чердаке!Я просто стал петь, и все сошлось, как шоколад и арахисовая паста. Джо выкладывался в этой песне по полной. Он часто разваливался на диване перед включенным теликом и играл. Я заходил в комнату и спрашивал:
– Что ты делаешь?
– Смотрю телик, – отвечал он.
– Неправда. Ты сочиняешь песню, – парировал я.
И все, что я смогу сказать, это: «Спасибо, Томас Эдисон, что изобрел записывающую машину». Джо играл на подсознательном уровне. Не важно, в каком ключе и темпе. Это все приходило потом. Он просто играл; он просто чувствовал; он просто был Джо, мать его, Перри.
Том Хэмилтон – то же самое. Он придумывал эти офигенные, изощренные, безупречно-мелодичные басовые партии из воздуха из-за практики. Он играл так низко и грязно, просто разогреваясь на репетициях, и из этого рождались песни. Например, Uncle Salty написана с его партии. Кинозвезды хотят быть рок-звездами; гитаристы хотят быть вокалистами; басисты хотят быть гитаристами.
Now she’s doin’ any for money and a pennyA sailor with a penny or two or threeHers is the cunning for men who come a-runnin’They all come for fun and it seems to meThat when she cried at night, no one cameAnd when she cried at night, went insaneТеперь она делает все за платуМоряк с монеткой, двумя или тремяА она чувствует мужчин, которые побегут за нейВсе они ищут развлечений, и мне кажетсяЧто, когда она кричала по ночам, никто не приходилИ когда она кричала по ночам, то сходила с умаЯ думал о детском доме, когда писал эти слова. Я пытался сделать так, чтобы мелодия плакала от того грустного чувства, когда детей бросают. Я прикинулся, что знаю директора, чтобы залезть к нему в голову, и вот что я услышал:
Uncle Salty told me stories of a lonelyBaby with a lonely kind of life to leadHer mammy was lusted, Daddy he was bustedThey left her to be trusted till the orphan bleedsДядя Соль рассказывал мне истории об одинокойМалышке с одинокой жизньюЕе мамочка была шлюхой, а папочка разорилсяИ они оставили ее в приюте, пока она не истечет кровьюТам был ад или почти что ад, но она пела: «За моим окном сегодня солнечно…», потому что я обожаю счастливые концовки.
Название песни Walk This Way («Иди сюда») пришло от Мэла Брукса из фильма «Молодой Франкенштейн»… через рукопожатие. Джек Дуглас рассуждал о том, как прошла сцена Марти Филдмана, когда произнес (теперь) вечную фразу. Она была уморительной и застряла в голове. Вообще, я закончил эту песню за ночь до записи на студии и положил ее в сумку, где хранил все песни, которые написал для пластинки Attic. Когда я приехал на студию в 16:00, то вышел из такси и понял, что оставил сумку в машине! Все пропало. Два часа спустя я поднялся на студию. Я сел на ступеньки с ручкой и записал слова Walk This Way на стене. Когда я заново писал строки, слова возвращались ко мне. Я так и не нашел ту сумку.
Backstroke lover always hidin’ neath the coversTill I talked to your daddy, he sayHe said, “You ain’t seen nothin’ till you’re down on a muffinThen you’re sure to be changin’ your ways”I met a cheerleader, was a real young bleederOh the times I could reminisce’Cause the best things of lovin’ with her sister and her cousinOnly started with a little kissLike this!Walk this way!!!Любитель подрочить всегда прячется под одеяломОн сказал: «Пока я не поговорил с твоим папочкой»Сказал: «Ты не видел жизни, пока не был с крутой цыпочкойИ тогда ты точно изменишься»Я встретил чирлидершу и круто с ней справилсяОб этом я могу вспоминать вечноВедь лучшие моменты с ее сестрой и кузинойНачались с легкого поцелуяВот такого!Иди сюда!!!Toys in the Attic вышел в апреле 1975 года и стал золотым. Весь оставшийся год мы провели в дороге. Этот год изменил для нас все. Альбом получил хорошие отзывы, и люди стали воспринимать нас серьезнее – пора бы уже, блядь! Мы ездили с Родом Стюартом и Тедом Ньюджентом. Тед – это просто Пол Баньян с гитарой SG – настоящий мужик. Его музыка идет в ногу со временем, но ценности настолько же старомодны, как охотничья шапка Дэви Крокетта. Он настолько правильный, что это уже граничит с неправильностью! И если бы взгляд мог убивать, его жена убила бы нас всех.
* * *Тур-менеджеры тогда работали по-умному. Мы этого не знали, но каждый человек, которого они пускали за кулисы, платил им наркотой. «Хочешь туда? Отсыпай нам! Давай, и тогда увидишь их вблизи! Да! Я дам тебе все билеты, какие захочешь. Но сначала проверь, если у тебя наркота. И, чувак, она должна быть свежей».
Члены команды Aerosmith были безжалостными вымогателями наркоты. Я познакомился с этими ребятами чуть позже – мы еще десять раз возвращались в те же города, и эти парни выходили из ниоткуда и говорили: «Знаешь, когда я сюда приезжал, Келли брал с меня порошком. В последний раз, когда я тебя видел, мне пришлось отдать гребаную восьмерку[5], чтобы просто попасть внутрь!» Сначала это стоило грамм. Потом цены росли. Даже среди жуликов и наркоманов существует инфляция. Вот почему Джимми, Келли – кто бы это ни был – нигде не было видно. И чем известнее становилась группа, тем выше была цена. И у кого мы покупали товар? У Келли!
Мы много пили из-за наркоты и много принимали из-за алкоголя. Мой любимый коктейль был «Ржавый гвоздь»… драмбуи, лучший скотч и долька лимона. Потом я узнал, что Эрик Клэптон и Ринго Старр были моими ржавыми согвоздниками. Хорошо, что мы все отставили бокалы, а то ржавые гвозди заколотили бы нам гробы.
Келли просто ужасно жаден до наркоты, и я говорю это с точки зрения того, кто сам немало употребляет. Но он был просто ходячим пылесосом. Мы приехали в Форт-Уэйн, Индиана, и команда представила знаменитого Келли местным работникам. «Слушайте, ребята…» Келли мог снюхать их недельный запас кокаина за метр просто по воздуху. Ему говорили: «Какого хуя, бро?» А Келли смотрел на меня и отвечал: «А-а-а… кокаиновый этикет, Джек». У него были настолько забиты ноздри, что он попал в «Верьте или не снюхайте Рипли».
Однажды у меня был турбо Cessna Riley Conversion, купил его в Нью-Гэмпшире – двухмоторный турбовинтовой двигатель, самый безопасный самолет. На нем летал мой друг Занк со своим отцом. Я звонил ему из дома: «Пошли полетаем, Занк», вставал, принимал дозу, и мы поднимались в воздух и выделывали параболу… а еще делали вид, что поднимаемся вокруг (и над) часами: 10–11–12 (уи-и-и)… 1–2–3, и между 11–12–1–2 и 3 ты правда невесом. На планете Земля нет ничего, что с этим сравнится. Это можно имитировать, но там, наверху, летать по часам – это по-настоящему.