— По ночам, — утвердительно отвечал на этот раз мужской голос, низкий и грубый. — Лето, как-никак, на дворе.

— Как надоели эти вечные туманы! Если б только была возможность, я бы уехала из этой чёртовой глуши в город! А вчера ночью я опять слышала какие-то звуки со стороны озера. Жуть!

— Как будто бы в городе туманов не бывает! Да и куда тебе в Лондон? Никому ты там не нужна, девчонка из деревни!

— Помолчал бы ты, старикашка. Сам-то, небось, спишь и грезишь, как убраться отсюда…

— Не чеши язычком, девушка! Я на Ривзов проработал шестьдесят лет, и никуда уходить не собираюсь. Всю жизнь здесь пробыл, и не жалуюсь.

— Вот когда ты совсем одряхлеешь, хозяин возьмёт и выкинет тебя к чертям!

— Тише, София, тише, — третий голос принадлежал миссис Уоллес, Элисон узнала его, подойдя ближе к двери. — Чертей всяких удумала вспомнить на ночь глядя. Недобрый знак.

— Эх, молодёжь невоспитанная нынче, — снова захрипел старик. — В моё время дамочки и рта боялись раскрыть без мужского слова.

— Так то в твоё время, Жан! Ещё и дамочки! Какая же я дамочка? Я в деревне родилась, да, кажется, всю жизнь там и проживу.

Элисон приоткрыла дверь кухни, в глаза ей тут же ударил свет пламени из камина, находящегося слева, позади огромного стола, где лежали различные корзинки, банки, столовые приборы, да тряпки. У стены с правой стороны стоял невысокий, но широкий столик, покрытый дырявой, старой скатертью; за столом сидели миссис Уоллес и уже известный Элисон старик-конюх Жан.

— А вот и наша маленькая виконтесса! — поприветствовала девушку экономка. Она поманила Элисон рукой, приглашая сесть с собой рядом, на скамью, и та скромно присела за стол. — Я подумала, вы уже давно спите…

— Просто не могла заснуть, захотелось пройтись, — Элисон улыбнулась и оглядела помещение.

Кухня была довольно большой и, как и положено для внушительных масштабов замка, заставлена медными и железными котелками, другой необходимой посудой и ящиками с фруктами и овощами. Пламя в огромном очаге, почерневшем от огня и сгоревших дров, освещало всё помещение, и Элисон видела практически каждую деревяшку и потрёпанную тряпицу, покрывавшую какую-нибудь недомытую кастрюлю.

— Там страшновато находиться совсем одной, — заметила экономка, положив руку на стол и оперевшись на локоть. — Умница, что пришла к нам.

— Вы правы, — Элисон, наконец, заметила симпатичную высокую девушку, одетую в простое платье; она суетилась у камина, крутясь то у стола, то у очага и перебирая продукты в корзинках. Когда девушка повернулась к свету, Элисон отметила, что она довольно хорошенькая: её длинные чёрные волосы были перевязаны серой лентой на затылке, в больших голубых глазах отражалось пламя очага, а приятная улыбка не сходила с её загорелого, округлого личика.

— Миледи, это София, — представила кухарку миссис Уоллес, и девушки обменялись приветливыми улыбками. — А это Жан, о нём я уже упоминала.

Элисон, улыбаясь, протянула через стол свою руку старику для рукопожатия, и он слегка сжал её пальчики в своих.

— Искренне надеюсь, — просипел француз, — что вам здесь понравится, мисс. Здесь неплохо жить, пока этот распутный мальчишка пропадает за городом и не мозолит нам глаза своим присутствием!

— Жан, прекрати! — прервала его экономка.

— А что такого? Не думаю, что маленькая миссис расстроится, если я назову её треклятого муженька…