СОВЕТ ПОСЛОВ и ЗЕМГОР: ДЕНЬГИ И ПОЛИТИКА

Дипломаты, не имевшие ни достаточного опыта, ни специального аппарата, были рады переложить эти заботы на плечи Земгора. Заботам Земгора были поручены казенные грузы, вывезенные в свое время из Новороссийска в Швецию; через Земгор было решено перевести 20 тыс. ф. ст. в Константинополь на помощь армии. Земгору должны были передать 75 тыс. долл., «которые имеют поступить из Соединенных Штатов». «В целях объединения отчетности» на счета Земгора был зачислен 1 млн. фр., полученный различными общественными организациями из США после публикации в январе 1921 года воззвания о помощи русским беженцам. На усмотрение князя Львова передавалась смета другой благотворительной эмигрантской организации — Российского общества Красного Креста. Финансирование деятельности Красного Креста также поначалу осуществлялось через Земгор.

Аппарат Земгора предполагали использовать не только для помощи беженцам, но и для поддержки восставших против советской власти в России. Надежды на скорое падение власти большевиков возникли в связи с восстанием в Кронштадте в марте 1921 года. В распоряжение князя Львова было переведено 100 тыс. фр. «для нужд восставших против советской власти в Пскове и его районе»; Земгору было также ассигновано 400 тыс. фр. из сумм, предоставленных в распоряжение Финансового совета Б. А. Бахметевым. Последнюю сумму предполагалось направить на закупку продовольствия для освобожденных от советской власти районов.

Однако идиллия в отношениях Совета послов и Земгора очень скоро закончилась. Военные возмутились тем, что миллион франков, предназначавшийся крымским беженцам, застрял в земгоровских структурах. Финансовый совет потребовал от князя Львова объяснений, которые признал неудовлетворительными.

Послы, противопоставившие себя Врангелю, придерживались разных политических взглядов и, соглашаясь с необходимостью перевода армии на беженское положение, весьма различно оценивали сроки, в какие это возможно сделать. Самый правый член Совета послов Гире был наиболее лоялен по отношению к генералу и его армии. Не был категоричен и Маклаков, хотя его отношение к Врангелю резко изменилось — от безоговорочной поддержки и даже восхищения после поездки в Крым в сентябре 1920 года до признания генерала авантюристом, когда выяснилось, что заявления Врангеля о неприступности Крыма были блефом.

На скорейшем окончании врангелевской эпопеи настаивали Бахметев и Львов. Но если Совет послов хотел мягко осуществить операцию по переводу армии на беженское положение, то Львов, выражавший в данном случае мнение левого крыла эмиграции, стремился «ликвидировать» врангелевское воинство как можно скорее. Простейшим способом было сокращение финансирования, на чем постоянно настаивал князь.

Армия Врангеля и крымские беженцы оставались основными реципиентами помощи со стороны как Финансового совета, так и хранителей государственных средств в США и Японии. Бахметев к июню 1921 года перевел — напрямую и через Финансовый совет — на «беженцев Врангеля» 1,3 млн долл. «Недурненькая сумма, в общем брошенная в воду, так как мы сейчас стоим у того же разбитого корыта, где стояли в декабре», — комментировал он эту ситуацию в письме к Маклакову.

Однако и наиболее внушительные, по сравнению с другими, фонды вашингтонского посольства быстро иссякали. После ассигнований на «различные нужды Европы» и за вычетом сумм, связанных обязательствами по отношению к американским учреждениям, к середине июня 1921 года в распоряжении посольства оставалось, по словам Бахметева, «несколько сот тысяч долларов». «За эти деньги я уцеплюсь зубами», — заявлял он.

В ответ на очередную просьбу Бирса о переводе денег Бахметев писал ему 27 сентября 1921 года: Посольство вполне сознает трагичность создавшегося положения, но мы бессильны помочь. Вам известны наши денежные обстоятельства… мы сделали последние усилия и перевели все, что мы могли, оставив в распоряжении представительства самые незначительные средства, необходимые для поддержания работы, хотя бы в сокращенных размерах, примерно в течение года…

Напряженность в отношениях между Советом послов и Земгором, возникшая вследствие различного понимания методов расходования и учета средств, усугублялась непростыми личными отношениями между Маклаковым и Львовым. Маклаков не мог забыть, что князь в бытность председателем Временного правительства провел на обещанные ему посты своих людей. Маклакову пришлось уступить должность министра юстиции А. Ф. Керенскому, а затем Ф. Ф. Кокошкину — пост председателя Юридического совещания. Взамен Львов предложил Маклакову должность председателя Совещания по выработке положения о выборах в Учредительное собрание, однако в итоге и этот пост достался Кокошкину. К тому же «законника» Маклакова смущало слишком вольное, как ему казалось, обращение Земгора с казенными деньгами.

Маклаков, анализируя итоги деятельности «львовского комитета» за три месяца, пришел к выводу, что Земгор сохранил все черты, свойственные этой организации в дореволюционное время: искусство получать деньги и не давать в них отчета; уклонение от безраздельной ответственности в какой бы то ни было отрасли, что давало ему возможность приписать достижения себе, а недостатки свалить на кого-нибудь другого; партийный подбор персонала; «кормление около них разнообразных представителей общественности».

Львов, в свою очередь, в письмах к Бахметеву обвинял послов в «самокормлении». Он сетовал на «обильный душ грязного дождя из черной тучи Гучкова, Маклакова и К°», который ему приходится принимать. «И обидно же мне и больно соединять эти два имени вместе, но что же делать — такова действительность. Дошел Вася до уровня Гучкова».

Страсти, кипевшие вокруг расходования казенных денег, и борьба различных организаций за контроль над ними, так же как весьма вольная трактовка руководством Земгора способов и сроков их расходования, не должны заслонять огромной работы, проделанной земгорцами в деле помощи беженцам. Так, в мае 1921 года Земгор оказывал помощь беженцам Константинопольской группы, а также русским изгнанникам в Сербии, Болгарии, Германии, Франции, Тунисе, Финляндии, Польше, Греции, Эстонии, Швейцарии, Англии и на Корсике. Помощь варьировалась от содержания бань и прачечных в армейских лагерях Галлиполи, на Лемносе и в Чаталдже, содержания ночлежных домов, обеспечения беженцев бесплатным питанием, одеждой и обувью до организации швейных мастерских, трудовых артелей и земледельческих колоний, юридической помощи, содержания школ и училищ, выдачи стипендий и субсидий учащимся. Всего на указанную выше деятельность в мае 1921 года Земгор ассигновал 1 556 017 фр., полученных им, в свою очередь, от Финансового совета.

Все имеет конец, а деньги в особенности. Состоявшееся 26 июня 1924 года совместное заседание Совещания послов и финансовых агентов при участии Гирса, Маклакова, К. К. Миллера, Новицкого, Угета и Бернацкого, констатировав истощение средств Финансового совета (оставалось 300 тыс. фр.), приняло решение о его ликвидации. Взамен, по предложению финансовых агентов, создавалась Финансовая комиссия, которая должна была распределять средства, предоставляемые на гуманитарные нужды.

Финансовую комиссию (комитет) составили реальные держатели государственных средств: финансовые агенты Угет, Новицкий и Миллер, а также заведующий контролем Савич. Председателем комиссии стал Бернацкий. Комиссия должна была действовать под общим руководством Совещания послов и представлять ему отчеты.

В начале марта 1925 года умер князь Львов. «На похоронах Львова, — писал Маклаков Бахметеву, — сказались все-таки результаты того одиночества, в котором он жил последнее время, и той травли, которой он подвергался. Это сказалось и в нелепой речи митрополита, который счел нужным как будто защищать его от нападок, говоря, что судить его будет Бог».

«Я никак не могу понять людей, которые на него нападают и которые с такой жестокостью травили его, — отозвался Бахметев. — Его недостатки или, вернее, отсутствие разных действенных качеств ни для кого не были секретом; меньше всего для него самого. За всем тем в нем было много, чего я по крайней мере не знаю ни в ком другом. Он был самый русский из всех русских людей, которых я знаю».