ДЕНЬГИ ДЛЯ НОВОЙ РОССИИ. ПРОБЛЕМА ХРАНЕНИЯ

Продажа последней части золота навела Бахметева и Угета на мысль о необходимости сохранить вырученные средства для будущего антибольшевистского правительства. Тем более что в конце 1920 — начале 1921 года средства на счетах российских представителей за границей стремительно таяли, так как их перечисляли в основном на содержание и обустройство армии Врангеля и гражданских беженцев.

В апреле 1921 года Бахметев изложил председателю Совета послов Тирсу предложенный Угетом план действий: образовать особый национальный фонд из средств, выделенных тремя главными финансовыми центрами эмиграции: Европой, Америкой и Японией (имелись в виду распорядители российских средств в этих странах). Хранить деньги предполагалось в нейтральной стране, например в Бельгии (в Брюсселе). Фонд должен был находиться в распоряжении группы лиц, причем решения о расходовании средств должны были приниматься только единогласно. Чтобы избежать упреков в партийности и пристрастности, Угет предлагал включить в состав распорядителей фонда Гирса, Бахметева, Маклакова, князя Львова и Авксентьева. Такой состав обеспечил бы пятерке хранителей «широкий национальный характер».

Бахметев сразу предложил Гирсу, если он разделяет высказанную идею, снестись с К. К. Миллером. Поддержав идею создания Национального фонда, Миллер отказался сделать взнос из средств, находившихся в его распоряжении, мотивируя это тем, что из подотчетных ему средств оказывается помощь русским беженцам в Японии и Китае и Российскому обществу Красного Креста, содержатся дипломатические представительства на Дальнем Востоке. Три четверти его расходов приходились на Европу, где за счет вверенных ему средств содержались дипломатические учреждения. Значительные средства были израсходованы и на переселение армии Врангеля. Таким образом, заключал Миллер, решение вопроса о помещении им денег в Национальный фонд зависит от того, как долго он будет продолжать финансировать «Европу».

Разумеется, «Европа» и дальше нуждалась в деньгах, и вопрос о вкладе Миллера в Национальный фонд отпал сам собой. Но главное, по-видимому, все же заключалось в том, что Миллер, будучи персонально ответственным за казенные деньги, с большим сомнением относился ко всякого рода коллективным затеям. Как мы уже видели, он был склонен давать деньги по собственному усмотрению и только в том случае, если был уверен в целесообразности расходов.

Практически одновременно и независимо от возникновения идеи создания Национального фонда эмигрантскими финансистами начал дебатироваться вопрос о способах хранения (точнее, сокрытия) государственных средств. Правительства стран — кредиторов России вполне могли конфисковать государственные средства в порядке компенсации за долги. Так, во Франции был наложен арест на суммы генерала Э. К. Гермониуса, ведавшего заграничным снабжением армий белых, и на все находившееся в его распоряжении имущество. Кроме того, подписание англо-советского торгового договора 16 марта 1921 года создало реальную угрозу передачи казенных средств Советам — ведь большевистское правительство фактически было признано некогда непримиримыми к нему британцами. Эти обстоятельства послужили побудительным мотивом для поисков новых способов хранения денег; в конце апреля 1921 года Главноуполномоченный по финансово-экономическим делам В. И. Новицкий направил письмо с грифом «Совершенно доверительно» Бахметеву. В письме анализировались возможные варианты хранения казенных сумм.

До этого момента все принадлежавшие казне средства, находившиеся в Европе, хранились на счету фирмы «Зерега и К°» в Лондоне. История соглашения с фирмой «Зерега», давно имевшей дела с Россией, такова. Генерал С. Н. Розанов, который хозяйничал во Владивостоке, перепродал японцам находившийся там хлопок, принадлежавший ранее Московскому купеческому банку и уже проданный им фирме «Зерега». Очевидно, гарантом сделки по продаже хлопка фирме «Зерега» выступило колчаковское правительство, и, таким образом, фирма стала кредитором казны на сумму свыше 1 млн ф. ст. Наличие претензии фирмы к российской казне дало возможность К. Е. фон Замену открыть фиктивные счета якобы для обеспечения этой задолженности. Одновременно фирма обязалась не препятствовать свободному снятию денег с этих счетов.

Новицкий не пояснял, в чем состоял интерес фирмы; можно предположить, что ее владельцы рассчитывали в будущем получить привилегии в торговле с Россией, тем более что надеяться на погашение долга в близком будущем вряд ли приходилось. Таким образом, держатели казенных средств в Англии — фон Замен и сменивший его Новицкий — как бы и не открывали счет на частное лицо, пользуясь любезностью фирмы «Зерега».

Однако после подписания англо-советского соглашения, когда, с точки зрения российских финансистов, возникла реальная угроза передачи большевикам всех русских правительственных средств, такой способ сокрытия денег становился рискованным. В связи с этим Новицкий считал необходимым пересмотреть условия хранения. Держатели российских средств в Европе рассмотрели и отвергли два возможных варианта хранения: 1) на счетах частных лиц; 2) в банковском сейфе наличными или в краткосрочных бонах. Первый вариант не годился, потому что в случае судебного преследования было бы невозможно объяснить происхождение денег, второй — поскольку боны надо было регистрировать, а местоположение сейфа могли обнаружить большевистские агенты. Во Франции вдобавок существовала угроза секвестра российских средств правительством в порядке компенсации за содержание армии Врангеля.

Новицкий информировал Бахметева о предложении Л. Ф. Давыдова, некогда директора Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов (1909–1914), а затем директора Русского для внешней торговли банка. Давыдов собирался, совместно с неким И. И. Кестлиным, открыть банкирскую контору, в которой и предлагал хранить казенные суммы. Поскольку Давыдов был человеком очень богатым, происхождение неизвестно откуда взявшейся крупной суммы не вызвало бы подозрений. «Никаких документов о казенных деньгах, кроме соглашения с Л. Ф. Давыдовым или, на случай его смерти, с партнером Кестлиным не будет, и таким образом внутренняя связь, в смысле нашего участия в капитале, будет отсутствовать». Все дело должно было быть основано только на личном доверии к Давыдову, что вряд ли могло быть приемлемо.

Кроме возникшей угрозы захвата денег большевиками Новицкого тревожила разобщенность финансовых агентов. В отсутствие единого антибольшевистского центра и при реальной перспективе исчезновения дипломатического представительства было неясно, что может побудить финансовых агентов давать деньги на нужное, по представлениям Совета послов, дело. Опасения Новицкого относительно намерений британского правительства были сильно преувеличены, однако для нас важно то, что их разделяло большинство дипломатов и финансовых агентов.

Средства следовало централизовать, хранить в надежном месте и в то же время обеспечить при необходимости их быстрое получение. Очевидно, что всем сформулированным условиям мог отвечать только банк, причем банк «свой». Единственным способом «полного сокрытия казенного характера сумм и вместе с тем безопасного их помещения» Новицкий считал вложение их в операции с акциями и векселями. Для обеспечения надежности необходимо было стать «одними из хозяев дела», для чего внести часть казенных средств в основной капитал банка.

Участие в управлении делами банка и наблюдение за его операциями обеспечивалось бы вхождением в состав его Правления и Совета представителей казны. Оперативность и скрытность распоряжения деньгами гарантировались оформлением акций на частных лиц, не связанных с казной. Одновременно с фирмой «Зерега» было бы подписано соглашение о выдаче ссуды под акции в размере от 50 до 70 % их стоимости. Так бумаги можно было бы быстро обналичить. По схеме, разработанной Новицким, банк выдавал бы векселя и оплачивал их в случае необходимости до срока. Например, полугодовой доход по векселю в 100 тыс. ф. ст. был бы равен 2,5 тыс. ф. ст. Если бы деньги потребовались через три месяца, то выплачивались бы 1250 ф. ст. с удержанием небольшой комиссии.

Столь льготные условия предполагаемый банк мог предоставить лишь своим, то есть совладельцам банка. Очевидно, что любой банк мог только мечтать о внесении в основной капитал государственных средств, даже (а может быть, тем более) если этого государства уже не существовало. Этого не мог не понимать столь опытный финансист, как Новицкий. Рассуждения Новицкого были отнюдь не абстрактны, и речь шла о вполне конкретном банке, а именно о «Лондонском и Восточном торговом банке» (London and Eastern Trade Bank, сокращенно — «Истрабанк»). В совещаниях по вопросу о способах хранения, информировал Новицкий, участвовали М. Н. Гире, В. А. Маклаков, М. В. Бернацкий, а также М. С. Аджемов, барон Б. Э. Нольде и П. А. Бурышкин; они сочли предложение Новицкого приемлемым. Предварительные переговоры были Новицким проведены.

«Истрейдбанку» было менее полу год а, и среди его отцов-основателей были «знакомые всё лица». В середине января 1921 года К. Е. фон Замен, бывший директор Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов, а в последние полгода Главноуполномоченный по финансово-экономическим делам за границей врангелевского правительства, посетовав на неясность и непрактичность постановки «русских дел» за границей, перешел туда на службу.

Фон Замен информировал Угета: