Зная, чем закончилась эпопея Белого движения, невольно задаешься вопросом: почему Омское правительство тратило значительные суммы на содержание заграничного представительства? Что это было? Имперский синдром, подобный фантомной боли? В качестве образца при подготовке собственной сметы чиновники колчаковского МИДа использовали смету Министерства иностранных дел Российской империи на содержание дипломатических и консульских учреждений за границей на 1917 год. В 1917 году на эти цели должно было пойти 4 727 358 зол. руб., а с учетом дополнительных расходов (ремонт и приобретение зданий, почтово-телеграфные услуги, путевое довольствие, секретные расходы) общая сумма составила почти 6 млн зол. руб.
Запросы Омского МИДа оказались выше имперского: добавились представительства в странах, ранее воевавших с Россией, в том числе образовавшихся после распада Австро-Венгерской империи. В смету не были включены представительства в Китае, Японии, Корее, Сиаме, Монголии, Аргентине, Бразилии, Мексике, США и Канаде, которые должны были обеспечиваться за счет средств российского посольства в США. В руководстве МИД решили, что из числа стран с дипломатическим представительством «временно может быть исключена Бухара». Представительства в остальных странах — от Албании до Японии — сохранялись.
Содержание столь обширной и дорогостоящей дипломатической сети объяснялось не только всероссийскими претензиями омской власти. Белое движение не могло существовать без внешней помощи. Заграничное снабжение и финансирование, признание колчаковского правительства были невозможны без заграничного представительства. Во-вторых, на плечи правительства, именовавшего себя Российским, легла забота о сотнях тысяч военнопленных и их возвращении на родину; при этом белые рассчитывали (в основном напрасно), что бывшие военнопленные пополнят ряды их армий. В-третьих, за границей оказались сотни тысяч беженцев, которым должно было помочь правительство, боровшееся с большевистским режимом.
Россия имела политические и экономические интересы в различных регионах мира, веками выстраивала отношения с десятками стран — и допустить утрату с трудом завоеванных позиций в Омске не хотели. Там были убеждены в недолговечности советской власти. В условиях передела мира после мировой войны и распада Российской империи белые правительства считали необходимым иметь хотя бы суррогат российского представительства. А все это стоило денег, и немалых. Более того, дипломаты запрашивали прибавок «на дороговизну», ибо в условиях послевоенного роста цен сводить концы с концами становилось все сложнее. К высшим представителям дипломатической иерархии это не относилось: оклады послов по традиции царского времени были равны министерским или даже превышали их и исчислялись в золотых рублях. «Стандартный» оклад посла — 60 тыс. зол. руб. в год; оклады послов в Париже и Лондоне составляли 75 тыс.
Кроме того, иностранные представительства в десяти странах, от Англии до Чили, имели немалые долги, так что расходы на содержание и деятельность учреждений МИД в целом должны были составить вместе с долгами 9,5 млн зол. руб.
Правда, не все деньги на содержание заграничного представительства поступали от продажи золота. Так, в июне 1919 года Михайлов рассчитывал, что деньги на представительство во Франции Маклаков и Рафалович будут получать из специальных средств по особой кредитной операции. Однако эти средства, по условиям кредитного соглашения, можно было расходовать только во Франции. Михайлов настаивал, чтобы дипломаты добились снятия этого ограничения; он рассчитывать финансировать из этих средств дипломатические учреждения в Южной Европе, Бельгии и Марокко.
Переводы валюты осуществлялись не так быстро, как рассчитывали дипломаты. Неясно, была ли тому виной нераспорядительность финансистов, ведомственная конкуренция или сложность перевода денег с Дальнего Востока в Париж и Лондон, не говоря уже об Аддис-Абебе или Тегеране. Между тем положение некоторых представительств было отчаянным. В середине июня Сукин писал Михайлову, что представительства в Италии, Испании, Голландии, Бельгии, Сербии, Абиссинии и Египте существуют за счет частных займов. Греческое правительство, оказывавшее поддержку российскому представительству в Афинах, заявило, что с 1 июля 1919 года эту поддержку прекращает. Маклаков опасался, что и французское правительство «прекратит отпуск указанных сумм».
Часть необходимых средств была переведена, остальные Сукину рекомендовали «выбить», что он не без успеха и делал.
На российском представительстве в Персии в итоге был поставлен крест, между тем именно в Персии у России имелись серьезные политические и экономические интересы.
Михайлов еще в июле запросил у Сукина предложения по сокращению дипломатических миссий, не дожидаясь мнения Сазонова, так как вопрос «является достаточно срочным». Проект нового штатного расписания МИД предусматривал временное закрытие миссий в Абиссинии, Мексике (заменялась консульством), Буэнос-Айресе; генеральных консульств в Марокко, Албании, Сиаме, консульств на о. Мальта, в Мельбурне, Мальмё, Канне; вицеконсульств в Каире, Коломбо, Катании, Призрене, Скутари, а также находившейся на балансе МИД церкви в Кобурге. Наряду с ликвидацией ряда представительств предполагалось увеличить расходы на содержание других в связи с необходимостью в числе прочего выплачивать служащим прибавки к окладам.
Российские дипломаты прилагали усилия по воздействию на общественное мнение великих держав, чтобы способствовать признанию колчаковского правительства и расширению (во всяком случае, сохранению) поставок военного назначения. В Париже действовало информационное бюро «Унион», возглавлявшееся В. Л. Бурцевым, в Лондоне — Комитет освобождения России во главе с академиком М. И. Ростовцевым и А. В. Тырковой. Комитет издавал на английском языке еженедельник «Новая Россия» (The New Russia) под редакцией П. Н. Милюкова и В. Д. Набокова. В Нью-Йорке действовало Русское информационное бюро, основанное еще при Временном правительстве. Его возглавлял А. И. Зак, в марте 1919 года начавший издавать еженедельник на английском языке «Сражающаяся Россия» (Struggling Russia).
На пропаганду требовались немалые средства. Бурцевский «Унион» финансировался омским Русским бюро печати, Лондонский комитет некоторое время существовал за счет пожертвований видного предпринимателя Н. X. Денисова, приходилось раскошеливаться и казне.
Однако к концу 1919 года стало понятно, что достаточное финансирование российских дипмиссий обеспечить невозможно. Сокращения были неизбежны. Заниматься ими пришлось самим дипломатам.
Система закупок необходимых товаров за рубежом оставляла желать лучшего. Логика подсказывала, что заказывать надо через агентов: агента Министерства торговли и промышленности в Японии, выполнявшего одновременно обязанности финансового агента К. К. Миллера, военного агента в Японии генерала М. П. Подтягина, финансового агента в США С. А. Угета, — но эта «элементарная точка зрения» встречала сильное противодействие со стороны уполномоченных Министерства снабжения на местах, предпочитавших, как отмечал Никольский, «заключать контракты и выступать в роли „гастролеров" за границей».
Несмотря на наличие множества профильных комиссий и комитетов, в августе 1919 года выяснилось, что забыли заказать шинели. В Японию был направлен уполномоченный министерства, потребовавший у Никольского 1 млн иен наличными. Получив 50 тыс. наличными, а остальные — чеком, уполномоченный по прибытии в Японию не явился ни к Миллеру, ни к Подтягину, весело провел дней десять и, израсходовав 15 тыс. иен, вернулся с пустыми руками. Шинели пришлось с большим опозданием заказывать в США.
Видимо, это был не единичный случай. Недаром Министерство продовольствия и снабжения иронически называли Министерством «удовольствия и самоснабжений». Впрочем, при самых благих намерениях недостаточный профессионализм «снабженцев», межведомственная конкуренция и отсутствие ясного представления о том, что, в какой очередности и в каких количествах следует закупать за границей, приводили к неразберихе и в конечном счете сказывались на состоянии армии.
«Ряд миссий и большое число представителей с различными полномочиями, — справедливо пишет А. В. Шмелев, — пытались придать заграничному снабжению организованный характер, но самим своим количеством и противоречивыми инструкциями мешали друг другу».
Под стать Министерству снабжения было военное ведомство. По утверждению Никольского, военные заказывали снабжение в расчете на армию в 500 тыс. человек.
Между тем на фронте никогда не было больше 50 000 бойцов, а в тылу не могло быть остальных 450 000 человек, даже если иметь в виду бесчисленные штабы и бесконечное количество тыловых учреждений… Не менее поражала система распределения снабжения… И в то же время сибирские войска на фронте испытывали острую нужду в самом необходимом, были обтрепаны и разуты.
Сходные мысли высказывал управляющий Военным министерством, а затем военный министр генерал-лейтенант А. П. Будберг, называя, правда, другие цифры. Он считал, что «в неуспехе фронта виноваты те, которые позволили армии распухнуть до 800 тысяч ртов при 70–80 тысячах штыков; те, которые допустили хищническое расходование… бедного снабжения». Еще в июле 1919 года он предлагал «самым беспощадным образом выжать армии, сократить все штабы и тыловые учреждения, а тогда с вопросами снабжения, при правильном их расходе и учете, можно будет справиться».