Тому есть неоспоримые доказательства: несколько лет назад среди коллекционеров скрипичной дискографии появился компактный диск (к сожалению не в открытой продаже), с записями значительного количества конкурсных пьес, сделанных во время первого и второго туров конкурса. Игра Игоря Ойстраха поражает невероятной чистотой, фантастической лёгкостью и совершенством техники, теплотой тона и музыкальной гибкостью истинного и большого таланта. Если к этому добавить юношескую свежесть, то всё это может быть лишь попыткой словесного описания его изумительной игры. Финальное же его выступление со Вторым Концертом Венявского, запись которого хранится в архивах Конкурса в Познани, вообще стоит в ряду лучших исполнений этого Концерта, включая записи величайших звёзд скрипичного мира. Так что вне зависимости от всех обстоятельств первого конкурса, победа Игоря Ойстраха на втором конкурсе является фактом совершенно не соотносящимся к 1935 году.

Заканчивая историю участия Давида Ойстраха в первом Конкурсе им. Венявского, следует заметить, что тот конкурс, как и большинство международных конкурсов до него и спустя 70 лет после – до самых наших дней – был достаточно политизирован и был скорее конкурсом стран-участниц, отражая политические амбиции этих стран (иногда, в других случаях, и личные амбиции членов жюри конкурсов). Поскольку многие поляки в то время относились достаточно враждебно к СССР, как заметил французский член жюри, это не могло не сказаться и на результатах конкурса. Слова Ойстраха о том, что в присуждении первой премии Невё «нет большой несправедливости», мы сегодня можем рассматривать как подтверждение того, что несправедливость всё же имела место. Другое дело, что как «боевое крещение», участие молодого скрипача в этом соревновании принесло ему огромную пользу и неоценимый опыт выступлений на международной эстраде.

Мечте об отдыхе после конкурса осуществиться было не дано – довольно скоро после приезда домой Давид Ойстрах, Лев Оборин, композитор Дмитрий Шостакович, дирижёр Лев Петрович Штейнберг и представительная группа солистов Большого Театра, были посланы на гастроли в Турцию, по приглашению президента страны Кемаля Ататюрка. Поездка заняла больше месяца и была достаточно утомительной. Концерты прошли в Анкаре, Измире, Стамбуле и других городах. Надо отметить, что поездка происходила в апреле, а совсем незадолго до того был Конкурс Венявского, а незадолго до него – Всесоюзный конкурс! Можно себе представить физическую и нервную усталость молодого артиста к концу этой поездки.

Едва придя в себя, надо было продолжать работу в Консерватории и выступать с концертами по Советскому Союзу. Время шло быстро и в начале 1937 года стало известно, что Советский Союз посылает пять скрипачей на Международный конкурс им. Эжена Изаи (впоследствии, после Второй мировой войны переименованный в Конкурс имени Королевы Елизаветы, а ещё позднее, в сокращённом виде, известный как «Брюссельский конкурс»). Конкурс Королевы Елизаветы стал со временем и конкурсом пианистов. До 1958 года —

Первого Конкурса им. Чайковского – Конкурс им. Королевы Елизаветы был крупнейшим в мире соревнованием молодых музыкантов.

Размах замыслов организационного комитета Конкурса им. Изаи был грандиозным. Предполагалось, что всем участникам первого тура следовало сыграть одну из шести Сонат и Партит Баха для скрипки соло по выбору жюри

Едва ли кто-нибудь даже их членов жюри, включая Тибо, Флеша, Куленкампфа и Антуана Изаи смог бы выполнить такое требование. Затем надо было исполнить две части Концерта Виотти № 22 также по выбору жюри, и, наконец, одну из частей классического скрипичного Концерта по выбору участника конкурса в сопровождении фортепиано. Того Концерта, который теоретически должен был быть исполнен на 3-м, финальном туре конкурса.

Первоначально было подано более ста двадцати заявлений. Прибыло в Брюссель только 58 скрипачей. Но и это было огромным числом. Такую программу – только одного первого тура, членам жюри пришлось бы слушать около двух недель!

Дело ограничилось тем, что участникам первого тура надо было сыграть только Фугу Баха из Сонаты соль-минор № 1 (обязательную для всех участников), и одну часть Концерта Виотти. На второй тур прошли 21 участник, и программа была сужена до одной Сонаты Изаи для скрипки соло (по выбору конкурсанта) и одной части Концерта, представленного для исполнения в финале конкурса. В последний момент жюри решило кроме Сонаты Изаи прослушать под аккомпа-нимент фортепиано весь Концерт, заявленный для финала Ойстрах узнал об этом только утром, незадолго до прослушивания. Он показал удивительные качества бойца в такой неприятный для всех участников момент. Вот как он сам комментировал свои выступления на конкурсе в письмах к жене (печатается по книге Сорокера «Давид Ойстрах»):

«…Начну с того, что в тот же день, когда я играл в первом туре (23 марта), и когда отправил тебе последнее письмо, во второй половине дня играла Лиза (Гилельс). Играла исключительно, а так как никто от неё ничего не ожидал (её не знали), она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Ей стали прочить первую премию. 25-го начался второй тур… Так вот, 25-го (вчера) утром я себя так чувствовал, что думал отказаться от дальнейшего участия в конкурсе. К тому же, за два-три часа до моего выступления я узнал, что жюри постановило играть с роялем весь концерт, вместо первой части, я же повторил только первую. В таком состоянии я поехал играть. Кстати, я был бы далеко не первым отказавшимся… За кулисами я сидел с опущенными руками и не знал, что делать. Но, представь, я вышел на эстраду и почувствовал, что все эти глупости сразу прошли и что я буду играть в полную силу. И что ты думаешь – Сонату Изаи (Четвёртую) я сыграл очень хорошо, а Концерт Чайковского так, как никогда не мечтал, с таким напором и так блестяще технически, как никогда в жизни. Успех был колоссальный. Все члены жюри приходили и поздравляли меня, а мне всё это казалось сном… После этого сверхчеловеческого напряжения я свалился и весь вечер пролежал трупом…

Сегодня я… решил прослушать некоторых конкурсантов. Утром играла Лиза (Гилельс). Играла очень хорошо, но такого впечатления, как в первом туре, не произвела. Разговоры об абсолютном её превосходстве закончились, она это почувствовала и сегодня целый день плачет…»

«В финале будет играть 12 человек, а премий тоже 12… Завтра вечером будет известно, кто именно в числе 9-ти человек вылетает. Новые слёзы! Вообще крови здесь проливается невероятное количество».

«1-е апреля 1937 года, Брюссель… Позавчера я играл в 3-м туре Чайковского с оркестром и Пассакалию (Генделя). Играл, по-моему, очень хорошо, так же, как во втором туре. Успех был очень большой. Я очень доволен тем, что играл все 3 раза в полную силу. Лучше я не могу, а остальное от меня не зависит… Вчера после выступления наших девушек состоялся приём у министра просвещения. Там мне наговорили массу комплиментов, причём рассыпались такие люди, как Флеш, Тибо, Куленкампф, Сигети. Сигети слышал меня по радио из Москвы – Концерт Виотти и Сонату Изаи. Я шёл спать счастливый, а встал опять с сомнениями, болью в сердце и тошнотой… Долго, вероятно, придётся приводить себя в порядок… Шансы есть крупные, теперь бы немножко счастья. Все газеты полны сообщений о фантастических результатах советской «сказочной» пятёрки».

«2-е апреля 1937 года, Брюссель… Наши дела блестящи! Получил первую премию! Мне кажется, что это сон и я мучительно боюсь проснуться… Когда симфонический оркестр начал играть бельгийский гимн в честь победителя конкурса, и вся публика встала, – это было так торжественно, что у меня чуть-чуть слёзы не брызнули из глаз. Мне в эту минуту вспомнились все наши с тобой волнения, сомнения. Я знал, что ты переживаешь в Москве, ожидая результатов этого дикого конкурса. Я почувствовал, что это – кульминационный момент моей жизни, который никогда не забудется…»

Ойстрах признавал в своих письмах, что уровень игры участников конкурса, даже и не прошедших в финал, был исключительно высоким. Советская же группа скрипачей и сама состояла из блестящих юных виртуозов огромного таланта. Их коллективная победа (Ойстрах – 1-я премия, Елизавета Гилельс – 3-я, Буся Гольдштейн – 4-я, Марина Козолупова – 5-я, Михаил Фихтенгольц – 6-я) принесла также очень большую и важную пропагандистскую победу СССР. Все газеты довольно объективно писали о бесплатном образовании в Советском Союзе, о государственной поддержке молодых скрипачей, которые могли долгие месяцы полностью посвятить себя главной задаче – подготовке к конкурсу, не заботясь о работе и заработке. Тем самым признавались неоспоримые достижения страны Советов в области культуры и образования.

«Россия, как только узнала регламент, организовала в Москве год назад отборочное прослушивание и выбрала для участия в брюссельском конкурсе пять лучших скрипачей, которые получили приказ защищать честь советского знамени» – писал Карл Флеш, знаменитый венгерский скрипач и педагог, бывший профессор Берлинской Хох-Шуле, изгнанный к этому времени из Германии из-за своего еврейского происхождения.

Конечно, победа Давида Ойстраха на этом конкурсе была впечатляющей, хотя, кажется, никто не проанализировал самого факта – почему именно Ойстрах стал победителем при таком мощном представительстве, как советской скрипичной школы, так и блестящих молодых скрипачей западной и восточной Европы?

Разумеется, его скрипичное мастерство было вне всяких сомнений, но ведь и Однопосов (тогда представлявший Австрию), получивший 2-ю премию, также был скрипачом международного класса.

Сегодня смысл всего этого видится в ином аспекте – стиль игры и подход к скрипке, выработанный, как уже говорилось, Давидом Ойстрахом для себя самого, в своих главных компонентах (исключительно приятного и мягкого звука, лёгкого, нефорсированного звукоизвлечения, отточенности и изящества деталей, лёгкости техники правой и левой руки, элегантности и шарма) полностью соответствовали параметрам франко-бельгийской скрипичной школы. Стиль игры Ойстраха никак не был связан ни с московской школой скрипачей, где доминирующим было влияние чешско-немецкой школы, ни с петербургско-ленинградской школой, ведущей своё начало от профессора Ауэра, также прочно связанной с немецким влиянием, хотя в дальнейшем она получила новое значение благодаря появлению блестящей плеяды студентов на заре XX века (Эльман, Хейфец, Цимбалист, Тоша Зайдель, Мирон Полякин и ряд американских и европейских скрипачей). Таким образом, Ойст-рах стал скорее наследником Эжена Изаи, чем Иоахима-Ауэра.

Вероятно педагогический гений Столярского и заключался в том, что все его самые талантливые ученики выросли в совершенно разных, непохожих друг на друга артистов. Ойстрах ни под кого не подделывался, никому не подражал (быть может только влияние Крейслера именно в аспекте французской школы было наиболее значительным – исключительная кристальная интонация, способствующая рождению «обертонов», так украшающих звук скрипача и делавшим этот звук гибким и богатым по тембру), а также примечательная простота и естественность чисто физического начала игры и прирождённой скрипичности обеих рук, казалось бы специально созданных для игры на скрипке. Поэтому не следует сегодня удивляться тому