Когда девятого чемпиона мира не стало, Корчной, вспоминая о своих отношениях с Петросяном, заметил, что какое-то время они всё же дружили. На самом деле назвать их отношения дружбой можно только с большой натяжкой: это была дружба не между собой, а против кого-то, когда их общие интересы в данный конкретный момент вступали в конфликт с интересами кого-то другого (или целой группы). Такие временные союзы, «дружбы», были вообще очень характерны для верхушки советских шахмат во все времена.
Полный разрыв отношений у Корчного с Петросяном произошел после изобиловавшего скандалами полуфинального матча претендентов уже следующего цикла (Одесса 1974). Сейчас трудно сказать, кто был не прав в том конфликте, скорее всего – оба, но письмом, опубликованным в «Советском спорте» после финального матча Карпов – Корчной, экс-чемпион мира вступил на тропу официальной войны. Он решил взять реванш за всё и так нападал на Корчного, что по Москве ходила едкая «хоккейная» шутка: «Петросян пошел на добивание…»
Корчной осуждает Кереса, которого Петросян и Геллер уговорили на Кюрасао (1962) вступить в ничейный союз, сократив себе дистанцию утомительного состязания на восемь туров. Но какой вывод делает автор! «В то время Керес был сильнее всех. Делать ничьи со своими основными конкурентами ему было невыгодно. Будь он похитрее, узнав о сговоре Геллера с Петросяном, он должен был поискать другой союз». То есть бороться теми же советскими методами…
В традиции страны, которую он покинул, было навешивание ярлыков, ведь и диссиденты своей бескомпромиссностью порой невольно подражали советской власти. Корчной в своих книгах занимался тем же. Град ударов выпал на долю Реймонда Кина, его секунданта на матче в Багио, на главного судью того матча Лотара Шмида, на швейцарского адвоката Албана Бродбека, «переметнувшегося к Карпову», на «коммунистов» – секретаря ФИДЕ Инеке Баккер и гроссмейстера Хейна Доннера, полагавшего, что у Карпова были основания не подать руку Корчному перед началом 8-й партии.
Сказать, что он писал без гнева и пристрастия, было бы неправильно, и легче назвать тех, кто не попал под каток его не знавшей ни малейших компромиссов непримиримости, с кем бы он не портил (или не прерывал) отношений.
Вопрос заключался не в том, случится ли у него конфликт или охлаждение отношений, но – когда это случится. Так было не только с Петросяном, но и с Фишером, Геллером, Талем, Полугаевским, Спасским, Карповым. Список можно длить и длить…
Сполна получил Кампоманес, но досталось и другим президентам ФИДЕ – Эйве, Олафссону, пусть и много сделавшим для него, но всё же бывшим, как ему казалось, недостаточно требовательными по отношению к Советам. Проехался Виктор и по известному немецкому меценату Вильфриду Хилгерту, за клуб которого «Кёльн-Порц» он играл, и по устроителям турниров в Линаресе, Вейк-ан-Зее и Тилбурге. Не была забыта и швейцарская федерация шахмат, от которой он «никогда не получал помощи» и которая «не считала его за своего, а в самом конце отказывалась приглашать в первенство страны».
Каждого человека он рассматривал в зависимости от его отношений с ним в настоящий момент. Резкие, оскорбительные слова, сказанные им о Батуринском, Карпове, Рошале через какое-то время забывались, и он мог говорить о тех же самых людях нейтрально, а то и дружески.
В ходе матчей с Карповым в Багио (1978) и в Мерано (1981), да и в книге «Антишахматы» он называл Александра Рошаля профессиональным лжецом и агентом КГБ. Но уже в августе 1991 года Корчной дал ему интервью и разговаривал с ним вполне дружески, а в 2004-м подарил Рошалю свою новую книгу, подписав ее: «Моему друговрагу».
И если кое-кто попрекал его за общение с Карповым после перестройки, только вздыхал:
– Мы с ним совершенно разные люди, но я пытаюсь искать в нем положительные стороны…
А то привлекал на свою сторону высшие силы:
– Я человек очень богобоязненный. Некрасиво десятки лет держать камень за пазухой. Не по-христиански. Карпова сделали знаменем Советской страны. И, чтобы добиваться успехов, он использовал всю эту мощь. Это естественно.
Он восхищался Ботвинником, откровенно рассказавшим о «телефонном праве», которым пользовался время от времени, его походами «наверх», объяснениями, что советские шахматы должны иметь только одного лидера, когда Левенфиш был вычеркнут из списка участников АВРО-турнира (1938). Моральная сторона дела интересовала Корчного в последнюю очередь, главное – вот ведь, пишет же о себе Патриарх, ничего не приукрашивая, не боится показать себя не с лучшей стороны.
Проводя параллель, давал объяснение собственному поведению: «Было бы хорошо, если бы все были честными и непорочными, но в насквозь пропитанном ложью мире ты не можешь вести себя как святой».
Кто-то, сортируя рецензии на собственную биографию, заметил: «Они называют меня откровенным. Если бы они знали, сколько всего я еще не рассказал». Корчной пишет о многих случаях «сплавов», заговоров и обманов в советских шахматах, «забывая», что в чемпионате Ленинграда 1950 года ему «проиграл» Анатолий Лутиков, а несколько месяцев спустя в финале всероссийского турнира памяти Чигорина (1951) Виктор «честно» вернул тому полученное очко.
Петросян, боровшийся с Талем за победу в чемпионате страны (Тбилиси 1959), предложил Корчному помочь в анализе отложенной партии со своим конкурентом. Комментарий Корчного: «По-моему, это было очень некрасиво, я бы на месте Петросяна так никогда не поступил. Но на своем… отказаться от квалифицированной помощи у меня не хватило сил. Вдвоем мы нашли путь к выигрышу, который я на следующий день Талю и продемонстрировал. А потом появилась группа грузин – они просили меня обыграть Петросяна. Я бы с удовольствием, но к его манере игры я не мог приспособиться много лет. Но попытка была предпринята».
Межзональный турнир в Стокгольме (1962) блестяще выиграл Бобби Фишер. Попав в последнем туре в проигранную позицию с аутсайдером Даниэлем Яновским, Корчной все-таки сделал ничью и вышел в кандидатский турнир. Его комментарий: «Мне показалось, что Яновского готовил к партии Фишер. Как противника в турнире претендентов, он меня побаивался…»
А эпизод с концовкой турнира в Гастингсе (1971/72), где Корчной в итоге разделил первое место с Карповым? В последнем туре, чтобы догнать конкурента, Карпов должен был выиграть отложенную позицию у англичанина Маркленда. И Виктор раздумывал, что делать: «Помочь Маркленду? Я вспомнил подвиги Петросяна… Нет, у меня своя гордость! Пока Карпов за стеной анализировал свою позицию, я нарочно шумел у себя в комнате, давая ему понять, что меня, кроме музыки, ничто не занимает».
Все эти примеры не столь рисуют портрет самого Корчного, сколь погружают читателя в особый мир советских шахмат, не отягощенный принципами и моральными категориями.