– Сколько же, Генна, у вас мусора в голове!
Уверен: в глубине души он считал мусором всё, что не имело прямого отношения к игре.
Василий Иванчук, приезжавший к нему в Швейцарию уже в постсоветское время, обнаружил в шахматных книгах маэстро какие-то записи, пометки. Восклицательные знаки, вопросительные, короткие фразы типа «заслуживает внимания», подчеркивания, когда и варианты. Такое обращение с книгами показалось львовскому гроссмейстеру варварским, и он даже спросил Корчного, как это можно их портить. Наивный! При чем здесь книги, когда речь о самом важном в жизни! Да и другие поступки Виктора Корчного (а фактически все) тоже надо рассматривать сквозь призму его карьеры, его успеха, его жизни в шахматах, которая и была, в сущности, его настоящей жизнью.
Поначалу Корчной должен был участвовать в подготовке Петросяна к матчу с Фишером (1971). Но когда он приехал на дачу Тиграна в подмосковные Раздоры, выяснилось, что хозяин спешит на футбол: в тот день играл его любимый «Спартак». Усадив Корчного с Авербахом анализировать какую-то позицию, он отбыл в «Лужники». Виктора это настолько разозлило, что он отказался помогать Петросяну и вернулся в Ленинград. Какой футбол? Какие «Лужники»? Здесь же шахматы, к тому же – финальный матч претендентов на мировое первенство, да еще – с самим Фишером!
Ему было уже далеко за шестьдесят, когда на занятиях со сборной Швейцарии он при анализе обоюдоострой позиции пропустил тактический удар. Маэстро расстроился.
– Надо будет теперь минимум полчаса в день дополнительно заниматься тактикой, – сообщил Корчной своим опешившим коллегам.
Подошел ко мне в Вейк-ан-Зее (2008):
– Недавно слушал лекцию Юсупова, которую тот читал швейцарской сборной. Здорово! Высший класс! Вот, например, примерчик, который он нам дал. Эндшпиль. Там и фигур-то всего ничего, а попробуй реши! Я немало голову поломал, да и другие – Хуг, например, а он ведь в эндшпилях тоже кое-что понимает. Посмотрите позицию…
На следующий день – утром за завтраком, вместо приветствия:
– Ну, решили позицию? Не приступали еще? Я так и думал, я вам ее записал, держите… Подумайте, подумайте, только агрегат не включайте: ему, говорят, это – как слону дробина…
Заметив, что я пью кофе и вглядываюсь в бумажку:
– Да нет, это просто так за кофе и круассаном вам не удастся, здесь крепко подумать надо…
Неизлечимо больной игрой, он был способен, даже находясь в обществе и внешне участвуя в беседе, на самом деле думать о какой-нибудь позиции и даже вслепую анализировать ее. В такие моменты он становился задумчивым, отвечал невпопад, а невидящий взор проходил как бы сквозь собеседника. Или в пестрой компании, увидев коллегу, мог начать говорить с ним о шахматах, не гнушаясь порой и перебором вариантов. Правда, общался он главным образом с шахматистами, и я не раз видел его полностью ушедшим в себя в обществе людей, к шахматам не имеющих отношения.
Относясь к не такому уж редкому типу игроков, полагающих, что у Господа нет в мире других интересов помимо шахмат, он выделялся и на их фоне. Понимая это, сказал однажды:
– У меня проблемы в коммуникации с другими людьми. Поэтому я и делаю то, что люблю больше всего. А люблю я – шахматы и, честно говоря, не знаю, что другое мог бы делать. Это единственное, чему меня научили. Шахматы – моя жизнь, а мои партии – фрагменты ее.
Что здесь добавить? Когда у Моргана спросили о секрете его богатства, тот был короток: «Нужно день и ночь думать о деньгах. День и ночь. Не переставая. О деньгах. Только о деньгах». Виктор Корчной не переставая думал о шахматах.
О тренере «Ливерпуля» Билле Шенкли рассказывали, как кто-то его упрекнул, что футбол для него важнее жизни.
– Вы ошибаетесь, – поправил шотландец, – футбол
О том же Шенкли говорили: «Если в этот день не играл “Ливерпуль”, он отправлялся смотреть “Эвертон”. Если не играл “Эвертон”, он ехал в Манчестер. Если ничего не было и в Манчестере, он перемещался в Ньюкасл. Если футбола в этот день не было вообще, он шел в парк и смотрел, как играют дети. Если они не играли в футбол, он сам разбивал их на команды и организовывал матч». Прочтя эти строки, я тут же подумал о Корчном.
В 1970 году я помогал ему на чемпионате Советского Союза в Риге. Январь тогда выдался морозный, и в здании, где игрался турнир, лопнули канализационные трубы. Сначала это почувствовали зрители, начавшие потихоньку покидать зал, а вскоре и главный судья был вынужден объявить перерыв. Участники, обмениваясь шутками, стали спускаться со сцены. За столиком виднелась только одинокая фигура Корчного.