К тому же победитель их матча должен был бороться за титул чемпиона мира с Бобби Фишером, отобрать этот титул у американца и вернуть на родину. Поэтому в распоряжении Карпова была поддержка не только Спорткомитета, но и многих гроссмейстеров, тогда как Корчному было очень непросто найти помощников. Бронштейн, хотя и давал какие-то советы, опасался потерять рубрику в «Известиях», а Полугаевский, пугливо озираясь, показывал ему варианты на карманных шахматах не выходя из своего автомобиля.
Сам Корчной вспоминал: «В 1974 году, когда я впервые играл с Карповым, всех советских гроссмейстеров “под ружьем” послали помогать Карпову. Только двое отказались и предложили помощь мне: Керес и Бронштейн. Но Кересу я проиграл столько партий… Он настолько превосходил меня в понимании игры, что мне стало страшно: через два месяца играть с Карповым, и я уже буду не я, я буду играть в стиле Кереса. Конечно, хорошо играть в новом стиле – если уметь. Поэтому я мягко отклонил предложение Кереса, но за поддержку был ему благодарен».
Хотя московский матч Корчной играл во взвинченном состоянии, следует отдать должное Карпову: он всё время вел в счете и одержал три победы, проиграв две партии только на финише. Напряжение между соперниками чувствовалось уже тогда, но несмотря на имевшие место стычки местного значения, матч проходил сравнительно спокойно.
А вот марафонский поединок в Багио (18.07–18.10.1978) по накалу борьбы превзошел все былые матчи за шахматную корону.
Это было время, предшествовавшее слому мировой коммунистической системы, которая просуществовала бо́льшую часть XX века. Число корреспондентов в далеком Багио перевалило за сотню, а шахматные и околошахматные новости, как и во время матча Спасский – Фишер, нередко перемещались на первые страницы газет. Поединок на Филиппинах был в определенном смысле борьбой двух лагерей в миниатюре, и к нему было приковано внимание миллионов даже далеких от шахмат людей.
Особенно важен исход поединка был для Советского Союза. Победу «изменника и ренегата» допустить было нельзя, и слова Таля, сказанные десять лет спустя: «Мы не могли себе представить последствия, если чемпионом стал бы не советский, а антисоветский шахматист. Не исключено, что в этом случае шахматы были бы объявлены лженаукой», – не были такой уж шуткой.
В подготовке Карпова были задействованы все возможные инстанции, и для победы не жалелись никакие средства. Дебютными разработками занимались не только лучшие гроссмейстеры страны, но и знатоки теории из стран «социалистического лагеря».
Ратмир Холмов жил тогда на сборах в одном номере с коллегой, гроссмейстером Алексеем Суэтиным, считавшимся знатоком теории. Ратмир Дмитриевич, мало обращавший внимания на дебютную стадию партии и игравший больше по наитию, вспоминал: «Меня даже Карпов, когда к Корчному готовился, не пригласил, хотя он тогда всех гроссмейстеров использовал. Но, может, и к лучшему это было. Вот, Суэтин всякий раз кряхтел и жаловался: “Снова в Москву надо ехать, варианты показывать”. И так два раза в неделю. Я ему: “Да ты откажись”, а он: “Тебе легко говорить – попробуй, откажись…” Так что иногда и хорошо оказывалось, что я теории не знал».
В физическую подготовку чемпиона мира включились не только шахматисты, но и медики, диетологи и психологи. Высококлассные специалисты разработали и разложили по косточкам психологический портрет претендента. Нет сомнения, что мнительность, легкая возбудимость, внушаемость и подозрительность Корчного были взяты на заметку и впоследствии умело разогревались на протяжении всего матча.
Свидетель, присутствовавший в 1936 году при разговоре Сталина с вызванным в Кремль следователем, вспоминал:
В маленьком городке на Филиппинах один человек противостоял супердержаве, с которой вынужден был считаться весь мир, в то время как рядом с этим «предателем» и «отщепенцем» была только горстка случайно оказавшихся там людей.
«О, это незабываемое ощущение! Вы проходите сквозь строй ненавидящих глаз, и каждый в этом строю мысленно разделывает вас под жаркое. Пожалуй, тот, кто не испытал такого, по-настоящему еще и не жил», – вспоминал Корчной о тех событиях.