- Как пропал? - удивился Олексич.
- Афоня говорит, броднику стало лучше, подниматься начал, до отхожего места сам уж доходил. Нахохленный как сыч все молча сидел, со старцами не говорил, да и они с ним не особо. А в один день Бог дал в сети рыбы много: щурят трех и окуньков с два десятка, Афонька говорит, жирные такие были, ну и мелочь всякая. Так вот на следующий день встали, ни бродника, ни рыбы. Все забрал и ушел, следы на полдень указали. Да старцы только перекрестились. А Афоня как радовался, очень уж разбойная морда эта ему не нравилась.
- Значит не к Вороножу, а в степь пошел? - задумчиво проговорил Демьян.
- Конечно, в степь своих догонять. Что ему под Вороножем делать?
- Да, говорят, здесь тоже тати бродят, - Олексич настороженно оглянулся, - может, в логово к ним сегодня забредем. В оба смотри, на кладбище в засаду заляжем и до полудня сторожить станем.
- Так надо было больше людей взять, - удивился Вьюн.
- Не могу я, Оська, больше людей взять, - слегка покраснел Демьян. - Свиданье мне здесь одна девица назначила, а я со всей дружиной заявлюсь, то как будет?
- А тати причем здесь? - не понял Вьюн.
- Да по всему, видать, она бродникова дщерь. Мало ли, за ней ведь следить могут, так в ловушку угодим. Вот я и говорю, ухо нужно востро держать.
- Постараемся, - разглядев смущение Демьяна, заулыбался Осип.
Вот за это Олексич и любил Вьюна, ни тебе советов, ни упреков, ни наставлений, как это водилось у десятских, которые кланялись вроде низко, а ввернуть свое слово поперек молодого боярина никогда не стеснялись. Уж Горшеня с Первушей с вопросами бы прижали Демьянку вон к тому дубку, зачем ему с татевой дочкой встречаться. А Оська без расспросов готов полдня в мокром снегу девиц сторожить. Олексича немного мучила совесть, что не дал парню с дороги отдохнуть, но довериться он мог только Вьюну. Тот и сам будет помалкивать и болтливому Проньке рот заткнет.
- Пришли, вон оно, - указал рукой вперед провожатый. - Погост большой, здесь, говорят, еще при старом Вороноже хоронили.
На пологом склоне промеж тонких дубочков и осин виднелись бугорки от древних курганов. Хотя на Вороножскую землю давно пришло христианство, местные еще долго по старой традиции насыпали над покойниками довольно высокие земляные холмы, правда, ставя над ними уже деревянные кресты. Без заботливой руки распятия те превратились в прах, а курганчики обступил лес. Старого города больше не было, некому и ухаживать за могилами предков. Нынешние жители заставы вырубили себе полянку с левого края, там располагалось три десятка небольших могилок с высокими дубовыми крестами, как это было принято в рязанской земле.
- Вот здесь и засядем, - указал на новое кладбище Демьян, - жалко только, следов за собой наоставляли.
- Следы мы сейчас запутаем, - Вьюн, хоть и молод годами, но был уже опытным дозорным. - Пойдем вдоль края, потом углубимся в чащу, затем разойдемся на три стороны, а уж потом пятками назад здесь и сойдемся.
- Бывалый то доброхот [1] сразу поймет, что мы спиной шли, - засомневался боярин.
- Это если приглядываться, а им зачем?
- Ладно, пошли, - согласился Олексич. - По-другому, видать, никак нельзя.
Изрядно запутав следы, парни, наконец, залегли в ямке за старым дубом. С этого места открывался хороший вид на весь погост. Утренний туман быстро рассеивался, что было на руку ольговцам. Оставалось ждать.
А ожидание всегда томительно. Зимнее солнышко не могло прорвать свинцовых туч, поэтому определить - наступил полдень или нет - было делом трудным.