Погуляв ночь в Кизиле, мы отправились к соляным приискам Аники Федоровича. Подъехали к месту через сутки. Утро только начиналось. Туман, стоящий над рекой, скрывал нас. Промозглая северная погода угнетала. Но громкий голос десятника подгонял всех, и вот мы на берегу. Вооруженные автоматами и саблями, щитами от стрел и наганами для ближнего боя, мои охранники были суровы. Уж очень стояла напряженная тишина. Я вышел вместе с Аникой и Панкратом, сзади жадное дуло пулемета «Максим» осматривало берег, выискивая врага. Но стояла тишина, даже не слышно было вездесущих чаек над рекой. Но только мы тронулись по направлению к поселку, как град стрел обрушился на нас. Несколько воинов упали, получив стрелу в лицо, остальные, закрывшись щитами, открыли автоматный огонь по обнаруженным целям. Меня и гостей воины сразу же прикрыли щитами, в которые тут же воткнулись несколько стрел. То один вотяк падал с кручи, то другой, срезанные очередями, и вскоре обстрел затих. На любой шорох или движение тут же следовала очередь из пулемета. Потери ребят не способствовали сантиментам — война есть война! Мы пришли с миром, но нас встретили оружием, теперь мы защищаемся, и пощады не будет. Мои ребята обшарили все в округе и кроме четырех убитых вотяков не обнаружили ничего, хотя по лежкам, где находились воины, их было около двадцати человек.
Пошли по их следам, оставив охрану на ладьях. В двух километрах ниже по течению оказалось село. Туда и шли следы от засады. Приказал всех мужчин, годных как воинов, связать и привезти в центр села. Вскоре послышались крики, выстрелы с обоих концов села, откуда зашли мои воины. Мимо меня пробегали женщины, дети, мужики, которые потом все пятились при виде идущих им навстречу моим воинам. Посреди поселения столпилось все население села. Отделили от них мужчин, набралось человек сорок от пятнадцати до сорока лет. Старух и малых детей отпустили по домам. Остались женщины и девицы. Этих набралось до шестидесяти человек. Отделил беременных и тех, у кого малые дети. Осталось человек двадцать пять, вот их и всех мужиков, что нападали на соляные копи, мы и отправили на каторжные работы. Баб — выпаривать соль из рассола, а мужиков — в шахты, чтобы больше не хотелось кровь проливать.
Выбрав четырех симпатичных пленниц, я приказал разместить их на ладье под охраной. Остальных, пока не дойдем до соляного прииска, я отдал своим воинам. Главное, чтобы пленницы остались не покалеченные. Надо бы, конечно, сжечь это дьявольское гнездо, да впереди зима, и получится, что мы уничтожили стариков и детей. Оставив им запас зерна, мы тронулись в путь к Соликамску, пообещав старикам, что весной вернем мужиков и баб, если будут хорошо работать.
Часа через три наши ладьи пристали к пристани, где уже грузилась солью одна из ладей купца Аники. Передав пленников управляющему с наставлениями, чтобы весной отпустил их, мы с Аникой осмотрели его производство. Соляной рассол качали лошади, ходившие по кругу, оттуда он по желобам поступал на фильтрацию, а затем на огромные противни, под которыми был разведен огонь, где он и выпаривался. В шахтах соляные пласты были неглубокие, частенько приходилось стоять по колено в соляной воде, которая разъедала тело. Надо бы отправить сюда пару мотопомп, все ж полегче будет.
— Давай, Аника, грузись быстрее, да поехали, а то встанем во льду! Возьмем твою ладью на буксир, авось Господь поможет, дойдем до ледостава! — подгонял я Анику, так как по утрам на реке уже начал по краям образовываться лед.
Подгоняемые купцом грузчики забегали, загружая с телег мешки с солью на ладью. Я же приказал своим шкиперам прицепить ее к нашей ладье, а уже нашу ладью привязать ко второй с мотором. И вот двумя моторами мы потихоньку пошли против течения к Перми. Через пять дней мы доставили соль и Анику до его резиденции. Дальше движение ускорилось, и мы через неделю были в Рязани. Пока мои хлопцы разгружали ладью, я искал волхва, так как у меня был браслет, и он постоянно напоминал о себе, грея мою руку. Съездил в деревню, посмотрел на грандиозное строительство, что организовал староста. Похвалил его и дал денег на закуп продовольствия, так как народу было очень много, а зима вся впереди. Попросил составить список по закупке одежды, особенно для бывших рабов и детей.
— Сроку даю два дня, писари у тебя есть! Чтобы списки у меня были! — озадачил я старосту.
Волхва я нашел на копке рва. Грязный от глины, он мрачно смотрел на меня, казалось, что под седыми бровями бездонный океан. Одетый в какие-то отрепья, с босыми ногами, он все же не потерял выправку, и смотрелся величаво.
— Пойдем, приятель! — поманил его я, не желая спускаться в наполненный жидкой грязью оборонительный ров.
Он воткнул лопату и стал молча подыматься по приставленной лестнице.
— Отведи его в баню и одень как полагается! Он поедет со мной! С довольствия можешь его снять! — приказал я старосте, что стоял, и с интересом смотрел на меня, для чего князю нужен этот оборванец?
Через час он передо мной стоял, чисто вымытый и одетый, хоть и в старенькую одежу, но аккуратно починенную и чистую. На ногах были лапти, почти новые. Все же не босиком по осенней слякоти. Сели с ним в карету и поехали обратно в Рязань.
— Значит, нашел, князь, браслет? — скорее утверждая, чем спрашивая, произнес волхв. Я показал ему свою руку с браслетом. — Теперь и браслет, и кольцо надо активировать с молитвой на капище Сварога. Там мы получим от него благословение, что нам делать дальше, как бороться с Чернобогом. Ближайшее капище находится в Марьином Урочище, что возле поселения Солобоевых. Давай завтра с утра верхом на лошадях и тронемся. — закончил свои мысли волхв.
— Хорошо! Подготовь все, что нужно! Утром выезжаем. Правда, опасно все ж ехать вдвоем, давай хоть десяток воинов до Урочища нас проводят? — спросил я волхва.
— Чтобы нас потом обвинили в колдовстве и казнили? Если хоть один из твоих воинов увидит таинство и доложит церковникам? Лучше погибнуть в бою, чем сгореть на костре инквизитора! — аргументировал старик.
Почти до самого дома мы молчали, каждый думая о своем. Лишь на прощание, отправляя его в караульную избу на ночлег, я пожелал ему удачи. Он молча пожал плечами, улыбнулся и пошел устраиваться на ночь. Подошедшему Кузьме я приказал накормить старика, устроить спать и дать ему какой-либо зипун утром. Посмотрев на меня с удивлением, он промолчал и утвердительно кивнул.
Утром, покушав, мы с волхвом верхом отправились до Марьиного Урочища. Перед поездкой я одел под куртку легкий бронежилет, взял свою карманную «артиллерию», т. е. браунинг и наган с глушителем. На плечо повесил немецкий «шмайсер», а в сумку положил вместе с пирогом и флягой пять гранат. Волхв от оружия отказался: «У нас оружие — это Сварог, решит защитить — защитит, а сами мы не берем в руки оружие, кроме жертвенного ножа».
Так, переговариваясь, мы углубились по лесной дороге в сосновый бор. Здоровенные корабельные сосны, казалось, подпирают серое хмурое небо. Изредка пролетали первые снежинки, предвестники скорой зимы. Где-то над нами кружили вороны, перекликаясь друг с другом, по-видимому, предупреждая, что идут люди.
Волхв уверенно вел меня к капищу Сварога, видно, бывал тут уже не первый раз. Где-то часа через два-три мы свернули с проторенной дороги, ведущей к поселению Солобоевых, на едва заметную тропинку, которая петляла промеж деревьев. Вскоре мы остановились перед площадкой, по углам которой стояли вырезанные из цельного дерева фигуры идолов. В центре площадки стояла фигура Сварога. Грубо вытесанное лицо с бородой внимательно следило за нами из-под густых бровей. В глубине глаз отсвечивали камни, придавая лицу зловещее выражение. Сварог обеими руками опирался на посох, который блестел, отполированный тысячами просящих рук. Рядом стоял большой жертвенный камень с углубленной чашей.
— Опусти кольцо и браслет в чашу — прошептал мне волхв. Я снял кольцо и стал снимать браслет, как что-то с силой ударило меня в спину и кинуло на жертвенный камень.