Неожиданный выстрел разорвал лесную тишину. Полицая бросило от удара пули на телегу, и он сполз на землю. Я залег за колесом, только дед невозмутимо сидел с вожжами на телеге. Из леса раздался голос.
— А ну, сволочи продажные, бросай оружие, а то всех перестреляем!
— А мы оружия не имеем, милок! Полицая вы убили, а мы селяне, едем в город! — спокойно произнес дед.
— А второй чего разлегся? Вставай и подымай руки, а не то сейчас пулей пощекочу!
Я встал и поднял руки, из-за кустов вышел молодой красноармеец с трехлинейкой. Подойдя к полицаю, он поднял его винтовку, закинув свою за спину.
— Зря, у него тоже патронов нет, вот они. — я достал из кармана плаща горсть винтовочных патронов. — Да ты успокойся, мы не полицаи!
Видя, что парень начал пятиться обратно к лесу, я скинул плащ, показывая капитанскую форму и, главное, кобуру с оружием.
— Вы кто? — продолжая держать нас на прицеле, прошептал солдатик, понимая, что патронов нет.
— Свои, парень, свои! Садись, подкрепись, вон как исхудал. — пригласил его дед, освобождая возле себя место на телеге.
Достав узелок с едой, он развязал его, выставляя на свет пол каравая хлеба, четверть молока, кусок сала и десяток вареных яиц. Сглотнув слюну от голода, солдатик уселся на телегу, сложив туда же винтовки. Главное, хоть на лейтенанта не кинул их.
Он успевал между приемами пищи кое-что рассказывать. Их рота оставалась прикрывать отход батальона возле брода у реки Иски. Мосты были взорваны, и немцы должны были пройти именно здесь. Рота была укомплектована четырьмя «максимами» и пятью ручными пулеметами.
— Была и артиллерия, правда, всего лишь «сорокапятка», но мы и ей рады были. Зарывались мы в землю старательно, зная, что родная земелька спасет и от пуль, и от осколков. От гимнастерок разве что пар не шел, так яростно мы вгрызались в землю. Стояла тишина, лишь где-то грохотало далеко за горизонтом, а у нас шумела река на перекате, пели птицы в ивняке, стрекотали цикады, и гудели над мокрыми спинами комары. Утром с восходом солнца над нами закружила немецкая «рама». Сбросив над позициями листовки с призывами «бей коммунистов и комиссаров-жидов», «рама» под пулеметным огнем улетела, но ей на смену прилетели «юнкерсы», которые полчаса утюжили наши окопы. Как только стихли разрывы бомб, ударила немецкая артиллерия, и роты просто не стало. Нас осталось из нее девять человек, а прорвались в лес только шесть. Несколько дней мы блуждали по лесу, оголодали, но когда сунулись в одну деревню, чтобы попросить продукты, нарвались на полицаев. Те с собаками организовали на нас настоящую охоту. Пришлось разбегаться в разные стороны, больше из ребят я никого и не встретил. А когда увидел вашего полицая, решил, что меня нашли, но хоть еще одного, да захвачу с собой на тот свет. Вот так и получилось как-то! Похоже, своего пристрелил?
— Да нет, правильно пристрелил! Если не ты, то нам пришлось бы позднее его кончить! Ешь давай, а то впереди болото, оно из тебя все силы вытянет. — проговорил дед.
К вечеру мы подъехали к болоту и встали лагерем под деревьями, на сухом пригорке. Выкопав ямку, развели костер, чтобы вскипятить чаю и сварить кулеш. Отсветы от костра прикрыли брезентом, да и ямка не давала заметить костер в ночи. Дед разложил по глиняным чашкам кулеш, передал толстые ломти хлеба, розовые куски подкопченого сала, несколько луковиц и чай с травами. Лейтенант и солдатик попросили добавки, которую дед с удовольствием им наложил. «Оголодали, касатики!» — как курица над цыплятами ворковал он над ними, подкладывая им то сало, то кусочек сахара к чаю. Вскоре у них от усталости стали закрываться глаза, и я их отправил в телегу на сено, укрыв куском брезента.
— Ну что, дед, переносимся на остров, пока ребята спят! А то нехорошо их пугать.
— Подожди, я хоть посуду соберу! — спешно собирал он чашки, котелок, мешки с провизией.
Как только он присел на телегу, я повернул браслет, и мы оказались на краю острова, куда должны были выйти по гати. Идти в темноте к бункеру было рискованно. Часовые встретили бы нас огнем, да и не понятно, кто может шляться ночью возле объекта. А так, вначале застрелят, а потом уж будут разбираться. Поэтому развели костер и стали ждать рассвета. Комары были возле болота озверевшие, пришлось намазаться мазью, что дал дед. Он же покуривал свой самосад, насмешливо наблюдая за моими потугами в борьбе с гнусом. Затем встал и развел несколько дымокуров, чтобы отгоняли дымом комаров от коня и от нас. Легкий дымок накрыл нас как шатром от надоедливых комаров. Я завернулся в шинель и прилег у костра, вскоре глаза сомкнулись от усталости, и крепкий сон сморил меня. Проснулся я от щелканья затвора. Краешек солнца уже окрасил красным болото и деревья на острове. Костры погасли, я рядом стояли, направив на нас винтовки, четверо красноармейцев. Я встал, скинув шинель. Окинув меня взглядом, один из них, отдав мне честь, отрапортовал:
— Товарищ капитан! Сержант Бажин с группой охранения гати. За время дежурства происшествий нет.
— Вольно, Анатолий Иванович! Не узнал сразу, а?
— С повышением Вас, Андрей Иванович. — оглядывал он мою новенькую форму с капитанскими «шпалами».