Пришел денщик с новенькой командирской гимнастеркой, на которую он тут же пришил шевроны и укрепил капитанские прямоугольники («шпалы»). Одев ремень с портупеей и кобурой с ТТ, я, одернув гимнастерку, надел фуражку и лихо отдал честь комдиву.

— Товарищ комдив, капитан Федоров готов бить врага! — щелкнул я каблуками сапог.

— Спасибо, капитан! Можешь идти отдыхать, завтра вернется разведка, обдумаем маршрут отхода, как говорится, одна голова хорошо, а две лучше!

Я еще раз щелкнул каблуками и вышел из палатки. Пора перенестись к деду. Я засек время, оглядел окрестности, чтобы запомнить, и перенесся к хутору. Возле хутора я увидел незнакомую лошадь с телегой и полицая, который опаливал соломой тушу свиньи. Сделавшись тут же видимым, я подкрался к полицаю, увлеченному опаливанием щетины, и нанес ему удар рукоятью нагана по темечку. Скрутив руки ему за спиной его же ремнем, я прошел внутрь избы. Картина та же: разбитое лицо старика, и второй полицай. Остановился послушать, что он хочет от деда.

— Говори, старик, где внучка? Ведь все-равно узнаю! Я ведь пока с тобой по-хорошему, но могу и по-другому! У меня не такие как ты языки развязывали! Говори, старый хрыч! — крикнул он и нанес удар ногой в живот старика, тот охнул и рухнул на пол. Полицай подскочил к нему и стал пинать тщедушное тело старика. — Скажешь, старый хрыч, скажешь! Ведь все равно найду, и она будет моей. С детства она мне нравилась, гад! Люблю я её, ты же всегда под ногами путался, скотина, и мешал мне!

Остановившись, он вытер пот и закурил, окидывая взглядом неподвижное тело. «Как бы не сдох старый хрыч раньше времени, а то я не узнаю, куда он спрятал внучку!» — пробормотал он и склонился над дедом. Тут я и решил вмешаться. Лезвие кинжала легко вошло под левую лопатку, пронзив сердце предателя. Тело полицая еще подергивалось в конвульсиях, когда я освободил руки деда и, повернув браслет, вновь стал видимым. Накинув поверх формы дедов плащ, я подошел к старику. Он был без сознания, я принес воды и побрызгал на окровавленное лицо. Тот приоткрыл заплывшие от ударов глаза и, посмотрев на меня, перевел взгляд на мертвого полицая.

— Спасибо, касатик! Который раз спасаешь нас, не забыл видно меня Сварог, послал тебя в помощь! — слабым голосом прошамкал он. — Допрыгался Серега. — сплевывая кровь, проговорил он. — А где его брат? — поднял он на меня глаза.

— Лежит на улице связанный! Ты хоть, дед, поздоровайся сначала, аль не признал?

— Может расцеловать тебя? Так ты не красна девица, чтобы с тобой целоваться! — с трудом раздвигая губы в улыбке, прохрипел дед.

— А придется, родимый, коль хочешь, чтобы я тебя подлечил!

— Вот молодежь пошла! Согласен, костоправ, лечи, а то сил нет! Все изверг отбил, чувствую, что сам не выберусь, помру! — прошептал дед и закрыл глаза.

Я поднес ладони к его лицу, и под потоком биоэнергии рубцы и раны начали затягиваться, кровь перестала течь изо рта и носа. Взгляд по внутренностям определил, что сломаны три ребра и повреждены почки. Лечение заняло больше времени, чем я ожидал, так как организм у деда старый, и своих сил у него было мало для восстановления. Кроме этого пришлось лечить запущенный гастрит и ревматизм, раз уж взялся за гуж. Но все ж, с перерывами на восстановление энергии, лечение шло успешно. Наслушался от него, правда, и о Красной армии, и о правительстве, да и мне досталось. Язва, а не дед! Одним словом, хоть сейчас ставь к стенке.

— Послушай, дед, ты заткнешься, или я лишу тебя голоса. и ты будешь у меня немой! А что, тебе даже будет лучше, люди убогих любят, всегда корку хлеба заработаешь!

— Тьфу на тебя, ирод! — сплюнул дед и обиженно замолчал.

К вечеру я, измотанный, все же закончил его лечение. Старик, почувствовав себя здоровым, все ж отблагодарил меня, достал бутыль мази от комаров: «Еще не раз спасибо скажешь!» — буркнул он и сунул мне ее в руки. Мы ее уже испробовали, когда шли по болоту, действовала хорошо, хоть и воняла дегтем. Отказываться я даже не думал, всякий труд требует вознаграждения, а я потрудился хорошо. Дед стал собирать свой сидор, стараясь не наступать в лужу крови, что натекла из убитого.

— Давай, милок, собирайся! Вдруг их хватятся, все ж вечереет. Наташка, их маменька, скандальная баба! Шум может такой поднять… Кровь убрать не успеем, поэтому придется сжечь избу вместе с телами.

— Второй полицай еще жив, я его допросить хотел!

— Ну, что же, мы его допросим вначале, а потом к брату отправим. — передергивая затвор у винтовки, произнес мрачно дед.

Мы вышли во двор, где лежал связанный полицай. Лицо у него было в крови от рассеченной головы, но он был в сознании, а это главное.

— Говорят, вы ловите окруженцев и коммунистов, а потом сдаете немцам? — доставая кинжал, спросил я.