— Держи край поселка, Семён, не давай им просочиться к домам. Выдели четырех бойцов, что метко стреляют, дай им снайперки, и пусть отстреливают офицеров, пулеметчиков и артиллеристов. Главное, не дай им закрепиться в поселке.
— Понял, командир! Не дам им покоя, пока жив!
По мосту возвращалась колонна грузовиков, громыхая пустыми кузовами на стыках настила. Не останавливаясь, они объехали сгоревшую немецкую колонну и вскоре скрылись в лесу. С запада послышался надрывный гул, характерный немецкому бомбардировщику Юнкерс-87, прозванному «лаптежником» из-за не убирающегося шасси. Его рев сирены при пикировании угнетающе действовал на солдат, хотелось зарыться в землю.
Значит, все же вызвал, гаденыш, своих перед смертью. Выскочил наружу и приказал зенитчикам готовиться к бою, всем остальным уйти за стены церкви к реке. Если бомба попадет в саму церковь, уберегут метровые стены, а попасть в трехметровый отрезок, идущий от стены до обрыва, очень трудно. Или в реку, или в церковь! Ну, а уж зенитчикам придется потрудиться. Вынырнув из-за леса, с западной стороны к нам направлялась девятка Юнкерсов. Не долетая до поселка, ведущий сделал горку и с включенной сиреной устремился на дома, воющий звук хватал за сердце, но тут заработали все четыре «Эрликона», которые скрестились огненными нитями на ведущем. Тот, сбросив бомбы на поселок, дымя, ушел за реку и взорвался, уткнувшись носом в землю. Остальные торопливо сбросили бомбы на поле перед поселком и ушли обратно, преследуемые очередями зениток. К обеду высоко пролетели тяжелые двухмоторные бомбардировщики Хейнкель Не-177. Сделав разворот, они устремились прямо на холм, но, напуганные летящими в них огненными очередями, стали сбрасывать бомбы с высоты, куда не доставали «Эрликоны». Разброс бомб был большой, часть взорвалась в реке и на том берегу, часть в поселке, лишь одна взорвалась на холме, убив одного из солдат, который высунулся из щели, наблюдая за боем. Осколок снес ему часть черепа, не помогла даже каска. Часть бойцов засыпало в окопе, но они откопались сами, кряхтя и посмеиваясь нервным смехом, что опять смерть перехитрили. Заставил вновь углублять окопы и заряжать оружие. Главное, не дать бойцам бездельничать, так они меньше боятся, видя, что командир заботится о них. Вскоре над нами закружил Фокке-вульф FW-189, немецкий разведчик-корректировщик, прозванный «рамой». Тут же к нему потянулись огненные струи от зениток. К ним присоединились пулеметчики, и вскоре, дымя, он исчез за лесом. Безнаказанно для нас его появление не прошло. Откуда-то из-за леса ударила дальнобойная артиллерия, пока она еще только пристреливалась, так как снаряды падали далеко за рекой, но, думаю, вскоре они пристреляются, когда отправят следующего разведчика.
В это время проследовала вновь колонна с ранеными. Видя, что немцы активизировались, комдив решил рискнуть и вывезти раненых. Как только они проскочили мост, вновь появились самолеты. Не долетая до поселка, они разделились и устремились на зенитные батареи. Встретили их огнем не только зенитные «Эрликоны», но и все пулеметы. Наткнувшись на такой плотный огонь, загорелось сразу три самолета, остальные вновь сбросив бомбы на поселок, ушли прочь. Отправив старшину проверить защитников внизу в поселке, я по телефону спросил о потерях на мосту, ответили, что потерь нет. Связи с поселком не было, видно поврежден был кабель при бомбежке, но, судя по пожарам и воронкам, досталось им крепко. Отправил телефониста найти повреждение, вскоре он исчез среди горевших построек. Второй же сидел за аппаратом, ежеминутно вызывая: «Поселок, ответь Первому!». Не мудрствуя сильно, мы присвоили позывные взводу, стоящему на охране поселка — «Поселок», а на мосту — «Мост». Себе же я дал позывной «Первый». Вскоре из поселка пришел ответ: «Ранено пять человек, в основном легко, убито трое, и погибли все пленные, которые были заперты в сторожке, сейчас на месте ее огромная воронка». Так же сообщили, что приехали саперы, что ставили мины на перегоне с западной стороны. Подорвали поезд с горючим, после чего подожгли его и скрылись. То-то я гляжу, ни одного эшелона с утра нет. Молодцы, мужики!
Больше пока немцы нас не беспокоили, вечером уже по темноте приехала колонна с последними ранеными. В конце колонны шли два танка, облепленные бойцами. В первой машине сидел комдив. Отправив грузовики на разгрузку, он пошел осматривать позиции и то, что мы успели «натворить». Очень удивился нашим малым потерям, но когда я показал ему оборудованные позиции, он даже присвистнул:
— Да у тебя, лейтенант, здесь почти готовый дот, и артиллерию правильно расставил и зенитки, хоть сейчас на полк тебя командиром ставь!
— Нет, товарищ комдив! Я уж лучше на своем месте повоюю. Здесь я нужнее, да и больше пользы от меня. Там у вас все глобальные задачи, а ведь вся война держится на Ваньке-взводном. Вот я и хочу воевать и видеть результат. По нашим данным бойцы уничтожили пять самолетов, два танка, эшелон с горючим, около двухсот немцев и шесть грузовиков. Захвачено девять мотоциклов, четыре "Эрликона", грузовик с боеприпасами. Кажись, все! — улыбнулся я комдиву, тот же смотрел на меня в задумчивости, поглаживая раненую руку, висящую на перевязи.
— Сколько тебе лет, лейтенант? — вдруг спросил он.
— Двадцать семь.
— Сыну моему тоже было двадцать семь, когда он на финской пошел в атаку, подымая бойцов! — закашлявшись, он незаметно смахнул слезу. — Вот и словил пулю снайпера. Ты же грамотно организовал оборону, не лез на «Ура» в атаку на немецкую колонну. Вот молодые лейтенанты и гибнут первыми, потому что хотят показать свою храбрость, но, по-моему, это предательство! Государство учило, воспитывало тебя, чтобы ты в трудную минуту встал на защиту, а они с шашкой наголо на танки, это же самоубийство. Ты же думаешь, а не красуешься перед бойцами, и это они больше ценят, чем ты бы пошел в атаку под пулями во весь рост. Забота о солдате — это первое и самое важное, они — труженики войны, они несут на себе всю ее тяжесть, и я вижу, — ты это усвоил! Спасибо тебе, лейтенант, если что — обращайся! Выйду к своим — буду хлопотать о твоей награде. А теперь о плохом, сутки я тебе даю, а потом забираю солдат и пушки. Мы пока обустроимся и будем готовиться к новому переходу. Все ж проскочили без потерь сто километров, да еще и врага потрепали. Еще до линии фронта двести километров по тылам идти, а раненых на сегодня две тысячи с лишним, двести десять тяжелых не перенесли дорогу, и еще сколько парней умрет, не получая лекарств? И я чувствую свою вину за их смерть, мне доверила Родина их жизни, я за них отвечаю! Слышишь, лейтенант! — он вновь закашлялся, видно, простыл в лесу возле болота.
— Чем смогу, товарищ комдив, я помогу! Продержимся сутки, и я взорву мост, отрежу немцев с запада. После чего догоняем вас. Оставьте водителей, знающих дорогу до лагеря. Мы же заминируем пути позади нас.
— Выполняй, лейтенант! Да сопутствует тебе удача!
Утром меня разбудили взрывы и очереди «Эрликонов». Солнышко уже встало, и в небе шел бой пикирующих бомбардировщиков с зенитными батареями. Юнкерсы пытались встать в карусель, чтобы бомбить поочередно, зенитки же клевали их огненными бичами по крыльям, фюзеляжу. Два самолета выпали из строя и, дымя, уходили обратно, оставшиеся семь сбросили бомбы, не целясь, одна из них ухнула на железнодорожный путь, разметав шпалы и рельсы.
— Пятисоткой долбанул! — проговорил старшина, выглядывая из амбразуры на разрушения.
— Не-е, бери меньше! — грызя сухарь, флегматично заметил один из солдат.
— Да ты посмотри, какая воронка! — завелся старшина.
— Смотрите, еще один задымил! — ворвался звонкий мальчишеский голос в наш блиндаж.
И правда, на запад, кренясь на одно крыло, летел, дымя жирным дымом, еще один Юнкерс. Немного не долетев до леса, он клюнул носом и вонзился в землю. Взрыв разметал остатки самолета, в бинокль было видно только пламя. Разгрузившись вновь над поселком, самолеты ушли на запад в Ковель, но зато из леса выползла колонна немцев. Впереди ползли пять танков Т-IV, за ними три Т-II, следом грузовики с солдатами и батарея 150-мм орудий sLG 33, состоящая из четырех пушек. Не доезжая метров восемьсот до поселка, грузовики высадили пехоту и стали растаскивать пушки. Последним подъехал штабной автобус, из которого вышли офицеры и стали рассматривать в бинокли наши позиции. Неожиданно из церкви грянули два выстрела из пушек, черные султаны взрывов поднялись за машинами немцев. Второй выстрел, — и два султана легли перед немцами.
— Мазилы! — сплюнул окурок один из бойцов.