— Я не о том.

— О чем тогда?

— Не надо Никонова арестовывать, — сказала жена. — С ним нужно иначе. Кардинально решать.

Он посмотрел ей в глаза, иронично прищурившись:

— Это как же?

— Ты знаешь, — прошептала Валентина.

Он шутливо щелкнул ее по носу:

— Ух ты у меня какая! Боевая!

— Еще бы! — улыбнулась она. — Я жена полицейского. Нам по-другому нельзя.

Зинченко обнял ее за все еще юную талию.

— Горжусь тобой, Валюша, — проникновенно произнес он. — Это большое счастье, что мы с тобой повстречались. Ты моя надежда и опора.

— А ты — жизнь моя, Саша, — ответила она. — Мой свет в окошке. Мое все. Все!

У нее была поэтическая натура, у Валентины Зинченко. В молодости она даже стихи писала. Что не мешало ей быть женщиной прагматичной и очень решительной, когда дело касалось семьи и благополучия. Ее дом был ее крепостью в полном смысле этого слова. И всех, кто находился снаружи, за крепостной стеной, она рассматривала как потенциальных врагов.

В данном случае таким врагом являлся для нее Никонов. Точно такой же точки зрения придерживался сам Зинченко. Он решил, что как только проспится и протрезвеет, первым делом займется решением проблемы под названием Никонов.

— Ты уже принял решение, Саша? — спросила Валентина. — По глазам вижу, что да. У тебя взгляд стал особенный. Люблю тебя таким.

— Да, Валя, — улыбнулся Зинченко. — Нужно будет встретиться с Никоновым, поговорить с глазу на глаз. Думаю, он все правильно поймет и больше меня никогда не побеспокоит.

Круглое лицо супруги удлинилось от изумления.

— Как, Саша? — воскликнула она. — Ты сказал «поговорить»? Я не ослышалась?

— Нет, Валентина, не ослышалась, — заверил ее Зинченко. — Поговорить. Не убивать же его. Я, видишь ли, на страже закона стою. Мои руки должны оставаться чистыми.

— Ты рискуешь, Сашенька, очень рискуешь.