— Теперь, Саша, я все твои секреты знаю. Берегись!
— Не все, — отшутился он. — Плох тот мужчина, которого женщина знает как облупленного. Он становится ей неинтересен.
Говоря это, Зинченко разлил коньяк по тонким стаканам с золотым ободком. Валентина пить не спешила. Нахмурилась.
— А вот у меня, Саша, от тебя секретов нет и быть не может, — молвила она, держа стакан на уровне груди. — Я всем спешу с тобой поделиться. Каждой мелочью, не говоря уже о вещах важных.
Зинченко выпил залпом, и его слегка повело, когда свежий алкоголь смешался с тем, который уже бродил в крови. Чтобы не шататься, он грузно опустился в кресло, предназначенное для зрителей, которых в бильярдной отродясь не было. Зинченко любил гонять шары в гордом одиночестве. Пить он тоже предпочитал один, чтобы язык ненароком не развязался. Жены он не опасался.
— Садись, если хочешь. — Он похлопал себя по ляжкам. — Помнишь, как в Ялту в общем вагоне ехали? Свадебное путешествие!
— А я бы повторила, — произнесла Валентина мечтательно. — Молодость, свежесть чувств…
На колени мужа она так и не села, предпочитая опираться задом на бильярдный стол. Стакан в ее руке незаметно опустел наполовину. На ее слегка обвисших щеках заиграл румянец.
— Молодость не вернешь, — сурово заключил Зинченко.
Ему захотелось выпить еще. Он встал и направился к бару, стараясь ступать твердо, отчего шаги и движения получались особенно грузными.
— Может, хватит? — робко возразила жена.
— По последней, Валечка. Хватит мне киснуть. Пора с новыми силами за дела браться. Грызть гранит успеха…
Последнее утверждение показалось ему смутно знакомым, но каким-то странным. Разлив коньяк, он поспешил сесть. Жена, отставив стакан, с неожиданной ловкостью приподнялась на руках и села на стол, свесив ноги в домашних тапках. Устроившись поудобнее, она отхлебнула коньяка. Зинченко бросил ей мандарин из вазы. Она поймала одной рукой и надкусила кожуру, чтобы чистить.
Зинченко развозило все сильнее. Некоторое время он ощущал это и боролся с опьянением, но потом забыл и перестал.
— Помнишь Алексея? — спросил он, жуя мандариновую дольку. — Алешку.
— Никонова? Еще бы не помнить, — сказала Валентина. — Хороший человек. Положительный.
— Этот положительный человек, как ты выражаешься, подвел меня под монастырь, Валя. Бизнес мне сломал. В подробности вдаваться не буду, но убытки большие. И, главное, Алексей теперь слишком много знает. Неизвестно, как он этой информацией в дальнейшем воспользуется…
Зинченко, цедя коньяк, смотрел в пол. Он не отдавал себе отчета в том, что разговаривает вслух, для него это было доверительной беседой с самим собой. Жена слушала его с повышенным вниманием, ловя каждое слово. Когда он умолк, она хотела глотнуть коньяка, но передумала и поставила стакан на сукно.
— Так он опасен? — спросила она.
Вопрос прозвучал тихо, но вывел Зинченко из состояния транса, и он буркнул: