Однажды Лев Толстой, случайно прочел письмо сотрудника «Современника» М.Н. Логинова. Логинов в оскорбительной форме писал о Толстом. Лев Николаевич отметил в дневнике: «Третьего дня нечаянно прочел письмо Лонгинова и послал ему вызов. Что будет, Бог знает; но я буду тверд и решителен».
Некрасову пришлось применить большие усилия, чтобы предотвратить дуэль.
По-прежнему тянуло к женщинам, но если в боевой обстановке трудно было решить этот злободневный вопрос, хотя Толстой решал его и там, то в Петербурге, а затем и в Москве с этим было гораздо проще. Разумеется, не с барышнями из высшего света.
21 апреля Толстой записал: «Вел себя отвратительно, после Некрасовского обеда шлялся по Невскому и кончилось баней. Ужасно! Но наверно последний раз. Это уже не темперамент, а привычка разврата. Даю себе правило: не пить никогда больше 1/2 рюмки водки, рюмки крепкого и стакана слабого вина».
Видимо, выпивка повинна, что Толстой окунулся в пучину, как он выразился, разврата.
24 апреля. «Был у Кутлера и видел славную девочку, его belle soeur (невестку или своячницу.
В Петербурге Толстой задержался надолго. Хотел решить все вопросы, в частности со своей отставкой, но еще 8 апреля получил ответ, в котором говорилось, что отставку можно получить очень нескоро.
Ну что ж… Вернулся к тому, от чего уезжал весной 1851 года на Кавказ. Пошли записи в дневнике: «Вечер пробыл у Толстых, читал «Гусаров». Там есть Мальцова, милая и почему-то ужасно смешная женщина – наивность какая-то 35 – летняя, непритворная и старушечьи морщинки и пукли. Да, лучшее средство к истинному счастию в жизни – это: без всяких законов пускать из себя во все стороны, как паук, цепкую паутину любви и ловить туда все, что попало, и старушку, и ребенка, и женщину, и квартального».
13 мая отмечено: «Поехали в Павловск. Отвратительно. Девки, глупая музыка, девки, искусственный соловей, девки, жара, папиросный дым, девки, водка, сыр, неистовые крики, девки, девки, девки! Все стараются притвориться, что им весело и что девки им нравятся, но неудачно. В вагоне взбесили меня пьяные, лихие штатские из немцев, которые хотят кутить как офицеры».
15 мая. «Никогда не упускай случаев наслаждения и никогда не ищи их. – Даю себе правило на веки никогда не входить ни в один трактир и ни в один бордель».
Впрочем, подобные слова Толстой давал по разным поводам и не раз.
12 мая Лидия Дмитриевна Шевич, урожденная Блудова (1815–1882) написала Льву Толстому: «Во вторник я проведу последний вечер перед отъездом у папиньки; приезжайте к нему также, граф, чай пить (только не поздно), чтобы мне с Вами проститься». Лидия Дмитриевна – вдова Егора Ивановича Шевича (1808–1849). К ней относится запись от 15 мая: «У Блудовых (то есть у папеньки.
Ну что ж, вдова, красавица, ведь она из фрейлин! Ну а старше? Так тринадцать лет – не так уж и много. Вон Тургеневу мать рекомендовала завести любовницу постарше, да и самому Толстому то же самое тетка советовала.
Перед отпуском 16 мая Толстой, как сам отметил в дневнике, «ездил к Константинову» по служебным делам. Константин Иванович Константинов (1819–1871), выпускник Петербургского артиллерийского училища, в 1849 году был назначен командиром Петербургского ракетного заведения, а с 1850 года стал еще и членом Ученого морского комитета, с 1851 года – член Комитета по устройству электрического телеграфа. Изобретатель, автор ряда научных статей по боевому применению новых артиллерийских систем. У Льва Толстого были некоторые предложения по совершенствованию организации боевых действий артиллерии. Он еще жил своим недавним военным прошлым… даже писал: «Одно из главных зол, с веками нарастающих во всевозможных проявлениях, есть вера в прошедшее. Перевороты геологические, исторические необходимы. – Для чего строят дом в 1856 году с греческими колоннами, ничего не поддерживающими?»
Но уже звало его будущее – будущее литературное, творческое и будущее семейное. Он провел бурные дни в обеих столицах. Но сказать, что сильно преуспел в соблазнении женщин своего круга, вряд ли можно. Разве что принять во внимание, что он не хотел раскрывать имена своих пассий из высшего света. Да и не просто это – иметь какие-то дела с женщиной, ну, скажем, замужней, в большом городе. Толстой в основном ездил в гости к добрым своим знакомым и общался с представительницами прекрасного пола на глазах у всех. Это не деревня, где и в самой барской усадьбе помещику полная свобода.
«Ищите женщину»
Все свои, даже минутные увлечения или просто симпатии Лев Толстой непременно поверял дневнику. 17 мая он выехал в Москву, получив отпуск. Побывал в Сергиевом Посаде. Вот, скажем, запись 20 мая: «Сергиев Посад – Москва. Барыни со мной ехали, одна учительша прелестная, загорелая от ходьбы».
Он постоянно подмечал хорошеньких женщин, подмечал, но далеко не всегда решался даже на разговоры. К тому же если вести поиск, то уж не в дороге, а среди своего круга. 22 мая запись о первом после возвращения с войны увлечении: «Обедал у Дьяковой. Не узнал Александрин Оболенскую, так она переменилась. Я не ожидал ее видеть, поэтому чувство, которое она возбудила во мне, было ужасно сильно. […] танцевал немного, и выехал оттуда с Александром Сухотиным, страстно влюбленным человеком.
Да и теперь мне ужасно больно вспомнить о том счастии, которое могло быть мое и которое досталось отличному человеку Андрею Оболенскому. Сухотину рассказал свое чувство, он понял его тем более, что его, кажется, разделяет».
Княгиня Александра Алексеевна Оболенская (урожденная Дьякова) была на три года моложе Льва Николаевича Толстого. Родилась она 27 ноября 1831 года на Орловщине, в селе Черемошна, то есть поблизости от Ясной Поляны. Ее отец, Алексей Николаевич Дьяков (1790–1837), выйдя в отставку в чине полковника, женился вторым браком на баронессе Марии Ивановне Дальгейм-де-Лимузен, дочери французского эмигранта. После окончания Смольного института она стала фрейлиной супруги императора Николая I императрицы Марии Федоровны. Именно Мария Федоровна и выдала ее замуж за Дьякова. Вскоре родились три дочери – Мария, Александра и Елизавета. Да вот только после четырех лет замужества и родов Елизаветы Мария Ивановна умерла. Не везло Дьякову – вторую жену потерял, остался с тремя дочерями на руках. В третий раз он женился в 1836 году, на Елизавете Алексеевне Окуловой (1805–1886), да только брак был недолгим. Он продолжался около полутора лет. Дьяков умер в 1837 году, и воспитание его дочерей от второго брака легло на плечи его третьей супруги. Она дала падчерицам хорошее образование, в котором музыка занимала значительное место, поскольку сама она была хорошей певицей, но не сценической, а домашней. Александра Алексеевна к пению пристрастия не имела, но прекрасно рисовала, особенно хорошо удавались портреты родных и близких, ну и, конечно, друзей.