Книги

Жёлтый фонарь, или Ведьмы играют честно!

22
18
20
22
24
26
28
30

Итак, на этот раз я влип по самые уши. Как и наш многострадальный мир… В полночь сама Смерть придет за нами, и сомневаюсь, будто хоть кто-то из моих товарищей по несчастью сумеет с ней договориться. Правда, Дайлен выглядел скорее расстроенным и злым, нежели отчаявшимся. Он развлекал нас рассказами о том, что произойдет с его бывшим подельником, который оказался гораздо коварнее и хитрее главы Семьи.

Подумать только — Маргет посмел обвести вокруг пальца своего благодетеля!

Разве мог представить владыка Мелоса, что пришедший из Крайних гор диковатый оборванец способен соврать? Да еще кому? Самому главе клана? Никогда! Вот и принял он на веру слова о том, что обращенный Валией испортил жизнь хорошему человеку… тогда еще человеку.

Захотел, видите ли, Керьял себе подручного, и уговорил доверчивого горца. Жаль, появилась проблема — обряд он не завершил. И мыкается теперь бедный Маргет, получеловек-полувампир. Люди его не принимают, Семье стыдно показаться… Однако Семья — это одно, а ее глава — совсем другое. Он выслушает, поймет и поможет, а если слезно попросить, то и сохранит позорную тайну.

Для помощи ведь нужно всего ничего — продолжить обряд: несколько заклинаний прочитать, вылить кувшин крови в огонь и тому подобные мелочи. Но вот незадача — несколько лет подряд незаконченному вампиру что-то мешало обрести завершенность. То забота о других жертвах Керьяла, которым не повезло сохранить разум, то тайные дела Мелоса, в которых Маргет стал незаменимым помощником, а то просто звезды неблагоприятно сходились…

Неладное Дайлен заподозрил, когда подопечный высказал такие дикие вещи о проведении обряда, что даже у ночного волосы зашевелились. И самое поразительное — горец ссылался не на услышанные от полоумных рассказчиков легенды, а на документы из архива.

Однажды нервы мелоского правителя не выдержали. В порыве доказать свою правоту он спустился в подвал, где хранились манускрипты, возраст которых превышал век самого ночного. Первое, что привлекло внимание, — полное отсутствие пыли. Заинтригованный (в последний раз сюда заходили больше сотни лет назад), Дайлен начал искать нужную бумагу. И нашел. А когда прочитал, у него глаза полезли на лоб — все описывалось точно так, как говорил Маргет.

Одна проблема — этого быть не могло в принципе, потому что память ночных идеальна. Зато текст, написанный под красивым заголовком «Дети — наше будущее», натолкнул главу Семьи на интересную мысль. Если отбросить всю мишуру вроде сушеных глаз родившейся на рассвете лягушки и перьев немой чайки, остальное сводилось к проведению древнего обряда, целью которого являлось создание места силы.

Закрытое пространство, тысячи мучительных смертей, множество свободных от тел душ и невероятно сильный магический фон… В том мире, откуда пришли ночные, это было первым этапом строительства Храма. Зачем Маргету Храм, да еще в таком труднодоступном месте, как нижний ярус усыпальницы ночных, Дайлен понять не мог.

Хорошенько поразмыслив и вспомнив нестыковки в поведении подопечного, главный вампир пришел к неутешительному выводу: его пытаются использовать, причем так, словно он давно уже выжил из ума. В Мелосе к непризнанному правителю относились если не со священным трепетом, то, по меньшей мере, с опаской, и уж точно никто не сомневался в его умственных способностях, чтобы вести столь грубую игру. С другой стороны, дурачил же Маргет своего господина много лет, не вызывая подозрений, занимал теплое местечко его тайного советника…

Как ни силился Дайлен понять, что спровоцировало помощника на подобное поведение, идеи приходили одна диковиннее другой. Несколько раз главу Семьи посещали крамольные мысли с кем-нибудь посоветоваться, однако он уничтожал их в зародыше. Но однажды… Ночной посетил Ландар, столицу Старилеса, и Лан рассказал ему о Маргете, послушнике из Храма Войны. Говорил он столь немыслимые вещи, что Дайлен попытался их опровергнуть. В ходе разговора выяснилось — речь идет о двух разных Маргетах. Естественно, правитель Леса захотел услышать подробности.

Те, кого судьба близко сталкивала с легендарным героем, убеждены — он имеет некое чудодейственное средство, развязывающее язык. Хоть глава ночных никогда не верил предрассудкам, на этот раз в сплетнях скрывалась доля истины. Дайлен выложил все, начиная с момента появления оборванного горца в Мелосе и заканчивая его недавней просьбой получить свободный доступ в усыпальницу.

Лан клятвенно пообещал оказать помощь — и благополучно забыл о своем обещании.

Тем временем Маргет стал гораздо наглее и осторожнее. Поговаривали, именно он стоял за теми, кто пытался рассорить Пустошь и Старилес. Неопределенность, которую принес бы конфликт, сыграла бы ему на руку, однако не-люди знали цену жизни и не велись на провокации.

И вот, спустя примерно год с момента откровенного разговора, правитель Странного Леса появился в вольном городе собственной персоной, да еще и в невероятной компании, включавшей ведьму, мага и новообращенного вампира. Причем вампира не обычного, и даже не ночного — тот мужчина был вторым после самого Лана представителем расы, чуждой этому миру. А ведь до сих пор никто не удостаивался чести стать родственником героя!

Помощь слегка опоздала. Маргет прекратил контакты с теперь уже бывшим покровителем прежде, чем тот успел демонстративно вывести его на чистую воду.

Взяв с коллеги слово молчать о том, что связывало горца с главным вампиром Мелоса, Дайлен продолжил выискивать предателя. Помня о его чрезмерном интересе к усыпальнице, ночной время от времени посматривал в ту сторону. И однажды его усилия оправдались!

Когда глава Семьи увидел, как в месте, нарушение покоя в котором каралось смертью, гномы сражаются за несъедобную картошку, Стражи караулят у входа неведомо кого, а куча отребья строит из себя хозяев положения, он едва не потерял дар речи. Маргет же имел наглость поинтересоваться, что господин желает предпринять.

«Да вот думаю, не стать ли богом для вас всех?!» — язвительно бросил Дайлен.

Бывший подопечный шутки не оценил. Он расплылся в улыбке, с радостью поделился планами на будущее и предложил пустить ночного первым к кормушке, то бишь в Храм.