Начало мне ох как не понравилось! Ненавижу, когда фраза начинается со слова «понимаешь». Это значит, что кто-то готовится старательно вешать лапшу на уши собеседнику либо же долго и нудно оправдываться. Или просить о чем-то неприятном.
— Не понимаю! И тебя не узнаю! — повышать голос было излишне, но его загодя извиняющийся тон раздражал. — Куда подевалась гартонская смелость и уверенность? Может, скажешь прямо?
Зря я так с ним, признаю. Трусость здесь ни при чем. Подобного обращения Гент точно не заслужил. Он ведь обо мне беспокоился, пытался что-то сказать помягче…
Тьфу! Снова я перепрыгиваю из одной крайности в другую. Да когда же закончится этот ведьминский переходной период и вернется настоящая Гремнава — спокойная, рассудительная и донельзя уравновешенная, умеющая справляться с неприятностями, контролировать довольно-таки длинный язык и ни при каких обстоятельствах не терять голову?
— Я тоже не могу понять, куда подевалась та, на кого я надел корону!
Ой-ой, какая досада! Можно подумать, он женился по большой любви, а невеста оказалась жадной искательницей чужих денег. Бедный обманутый мальчик! И плохая со всех сторон ведьма!
— Да нет, все не так уж плохо, — в голосе гартонца мне почудилась усмешка, — особенно если хорошо присмотреться.
Боги, неужели я снова думала вслух? Это уже похоже на диагноз… Или он умеет читать мысли? Даже не знаю, какой из вариантов хуже!
Наверно, испуг отразился на моем лице, потому что Гент быстро добавил:
— Неудачная попытка тебя развеселить, согласен. Я вот о чем… До полуночи долго, а ты сама признала, что отдохнула достаточно. Попытайся создать проход в усыпальницу, Рена.
— Не терпится геройствовать? Но там вряд ли будет принцесса, которая по достоинству оценит твой подвиг, — меня так и подмывало сказать какую-нибудь гадость.
Гартонец не поддержал шутливый тон.
— Гномы тоже люди… живые существа. Речь идет о целом городке.
— Который основали твои предки. Ладно, извини, — я не могла поверить, что произношу эти слова. — Но, знаешь, мне что-то не нравится во всей этой истории… Такое гадкое чувство, будто мы тараканы в коробочке.
— Что? — не знаю, чему Гент больше удивился: моим словам или же мирному тону.
— Обстоятельства вынуждают нас идти по определенному маршруту. Подумай сам! — Похоже, у меня наступил день прозрений. Надеюсь, верных. — Мы искали Арголина и по чьей-то подсказке попали в покинутый город, из которого был единственный выход — через подземелья. В подземельях нас поджидали Стражи, причем один из них оказался сродни тех, что остались на тропе, а второй горел желанием поделиться информацией о Дайлене. Опять-таки, путь к гартонскому порталу был завален, а другой портал вывел нас на вершину горы, откуда нельзя спуститься, минуя выгоревшую долину. Итог — мы у озера, которое скоро превратится в прямую дверь к гробнице. Если все это — совпадения, то, согласись, у судьбы слишком причудливое чувство юмора. Как думаешь?
— Милашкам нельзя много думать о судьбах мира, иначе они превращаются в языкастых ведьмочек, — конечно, это заявил не гартонец. — От излишней подозрительности уши вытягиваются, глаза косят, да и нос иногда сворачивается в сторону… впрочем, нет, это я о чрезмерной самоуверенности. Рена, ты всерьез полагаешь, будто Страж мог все выдумать?
«По-твоему, у него проблемы с воображением?» — хотелось парировать мне, но слова Лана натолкнули меня на столь невероятную мысль, что я едва не зажала рот руками.
Нет, в то, что скелет обманывает, верилось слабо. Он был… не знаю! Я ведь ему в душу не заглядывала! Но Страж не лгал, и я это чувствовала. Такой уж дар нашего семейства — чувствовать! Бабушка могла с первого взгляда определить, честен ли клиент, маме требовалось хотя бы поздороваться… А мне, кажется, удавалось засечь правду.
Я точно знала, что могу довериться Генту. Что Малоя утаила нечто важное в своем рассказе. Что Дайлен любил Валию как дочь, и ее жизнь была для него важнее амбиций. И что развязность правителя Старилеса — давно и прочно прилипшая маска, за которой так легко скрывать истинные чувства и намерения.