Если посмотреть на рисунок 52, то первертная структура оказывается посередине. Одна стадия Эдипова комплекса была пройдена, то есть из психотической структуры он/она вышел. Но второй стадии достигнуть не удалось, субъект оказывается в шатком неустойчивом состоянии. Он не может ни перейти к неврозу, ни вернуться обратно – в психотическую структуру.

Рисунок 52. Структура психического развития

В рамках психотической структуры субъект и Другой ничем не разделен, они слиты. Нет ни субъекта, ни Другого – все едино. В рамках перверсии уже появляется Другой. В этом Другом появляется нехватка. Следующий логичный этап – появление через эту нехватку самого субъекта (именно это происходит при невротической структуре). Однако в случае первертной структуры именно здесь все и останавливается. Появляется Другой, появляется его нехватка, а самого субъекта не появляется. Перверт как бы застывает в позиции объекта наслаждения Другого.

Он оказывается в позиции материнского фаллоса. Он – материнский фаллос. Он есть тот, с кем Другой получает наслаждение. Он есть тот, кто вызывает наслаждение в Другом. Он есть тот, кого хочет мать, кто призван заполнить нехватку в материнском Другом. Тот, кто должен вызывать наслаждение у этого материнского Другого. Это его базовое структурное положение, его фундаментальная фантазия – быть объектом наслаждения Другого. Быть тем, кто вызывает что-то в Другом. Как субъект перверт отсутствует. Вся динамика перверсии, вся ее драматургия вертится вокруг этого базового положения, вокруг его статуса в качестве объекта наслаждения Другого. Он не субъект, но объект – объект наслаждения Другого.

Перверсия – это шаткая, неустойчивая структура, структура «уже не» и «еще не»: субъект уже не слит с Другим, но еще не стал отдельным субъектом. Он/ она уже каким-то образом отделен от наслаждения Другого, но еще не вышел в пространство желания, в пространство невроза. Это шаткая конструкция, в рамках которой он/она зажат между двумя инстанциями, каждая из которых в полной степени не работает.

Если бы он полностью находился в распоряжении наслаждения Другого, то он был бы психотиком. Если бы символический Другой в полной мере себя учредил, то он бы получил полноценную прописку в символическом порядке и, соответственно, был бы невротиком. Но так как ни того, ни другого не происходит, то он получается как бы зажатым посередине. И все, чем перверт занимается, все, вокруг чего вращается драматургия различных перверсий, это попытка учреждения символического порядка, учреждение Закона, благодаря которому перверт пытается выскочить в невротическое пространство. И каждый раз это ему не удается.

Характерный защитный механизм, доминирующий в случае первертной структуры, это защитный механизм под названием «отказ» или «отклонение». Понятие отказа (Verleugnung) можно встретить у Фрейда, в частности в его статье про фетишизм[124]. В этой статье он пишет о том ужасе, той тревоге, с которой сталкивается мальчик в тот момент, когда понимает, что мать лишена пениса. Этот факт его пугает – ему кажется, что мать обладала пенисом, но была его лишена, а значит и его собственный пенис под угрозой. Он пытается от этой пугающей реальности защититься – защититься через тот самый защитный механизм под названием «отказ» или «отклонение». Как пишет сам Фрейд: «Мальчик воспротивился принимать к сведению тот факт своего восприятия, что женщина не обладает пенисом. Нет, это не может быть правдой, ибо если женщина кастрирована, под угрозой оказывается его собственное обладание пенисом…»[125]

Таким образом, получается следующая картина: есть некоторая угрожающая реальность, которая фиксируется (а не отбрасывается, как в случае с психозом). Но ввиду того, что эта реальность слишком угрожающая, происходит как бы раскалывание «Я» на две части. Одна часть воспринимает пугающую реальность, а другая часть живет в иллюзии, будто бы этой пугающей реальности не существовало. То есть одна часть понимает, что у матери нет пениса, а другая убеждена, что он все же есть. С одной стороны, признание реальности, с другой – ее мгновенное отрицание. Одна сторона Я принимает реальность, другая сторона Я реальность отрицает.

Воплощением спасительной иллюзии, защищающей от пугающей реальности, становится, с точки зрения Фрейда, фетиш. Фетиш – это то, что подкрепляет иллюзию того, что у матери все же есть пенис. Потому что если он у нее есть, значит, она не была кастрирована, значит, соответственно, мальчику и его собственному пенису тоже ничего не угрожает. То есть пугающая реальность с одной стороны, с другой стороны – некоторая иллюзия, призванная от этой пугающей реальности защитить.

Символ спасительной иллюзии – фетиш, который, как пишет Фрейд, есть заменитель пениса. Фетиш подтверждает наличие пениса, подтверждает спасительную иллюзию, нейтрализующую пугающую реальность.

Такие интеллектуальные построения можно найти у Фрейда. Лакан в свойственной ему манере заимствует букву фрейдистского текста, но при этом его переосмысливает. Он берет идеи Фрейда и вписывает их в логику своего повествования.

Как он это делает? Что значит «женщина не обладает пенисом» или «женщина лишена фаллоса» с точки зрения лакановской логики? Это значит, что материнский Другой имеет некоторую нехватку, ему чего-то не хватает. Почему эта реальность и ее осознание столь пугающие для субъекта? Почему это реальность, от которой необходимо защищаться? Вспомним ту структуру, которая характерна для перверсии. Перверт застывает в положении объекта наслаждения Другого. Он – материнский фаллос.

В силу этого нехватка в материнском Другом является для субъекта опасной, угрожающей ему. Она есть то, от чего необходимо защищаться. Ведь первертный субъект в соответствии со своими структурными чертами, в соответствии со своей фундаментальной фантазией считает себя тем, кто должен нехватку Другого заполнить самим собой. Нехватка в Другом пугает, потому что она угрожает поглотить субъекта. Он есть тот, кто является объектом наслаждения материнского Другого. Если материнский Другой обладает нехваткой, то он есть тот, кто должен эту нехватку заполнить.

Первертный субъект сталкивается с угрозой поглощения наслаждением Другого. Эта угроза, эта пугающая реальность запускает защитный механизм отказа, когда пугающая реальность и ее осознание (у Другого есть нехватка, и эта нехватка способна субъекта поглотить, так как он и есть тот самый фаллос, которого Другому не хватает) как бы компенсируется, нейтрализуется второй частью, спасительной иллюзией. Иллюзией того, что на самом деле этой нехватки нет, или же что эта нехватка уже чем-то заполнена. То есть существует что-то, что защищает субъекта от засасывания в дыру в Другом.

Символом, воплощением спасительной иллюзии, что субъекту ничего не угрожает, что он защищен от jouissance Другого, как раз и становится фетиш. Тот фетиш, который нужен первертному субъекту для того, чтобы защититься, восторжествовать над пугающей реальностью. Вся динамика первертной структуры крутится вокруг того, чтобы защититься, скрыться от пугающей реальности за счет производства некоторой иллюзии, некоторой убежденности в том, что угрозы нет, что она нивелирована. Перверт ищет фетиш как то, что призвано защитить его от угрозы, что способно воплощать спасительную иллюзию и, соответственно, нейтрализовать пугающую и вызывающую тревогу реальность.

Как в случае с Фрейдом, который считал, что фетиш возникает для того, чтобы убедить ребенка в том, что у матери все-таки есть пенис, так и в случае с Лаканом функция фетиша в том же самом – гарантировать, что нехватка в Другом заполнена и заполнена не самим субъектом, а фетишем. Он хочет поместить в пугающую дыру в Другом не себя, но спасительный фетиш.

Какова та иллюзия, в которой перверт хочет сам себя убедить? Что это за иллюзия, в которой он нуждается и символом которой служит фетиш, за которым перверт гоняется?

Если представить себе условно нормальный процесс психического развития, становления субъекта, то та инстанция, которая призвана защитить субъекта от jouissance Другого, та инстанция, которая должна позволить субъекту отделиться, сепарироваться, осознать свою обособленность – это отцовская функция.

Но в случае с перверсией, как было сказано выше, отцовская функция оказалась дисфункциональной. Она есть, иначе речь бы шла о психотической структуре. Но она дисфункциональна. Она не может полноценно сработать и довести до конца начатое. Соответственно, та иллюзия, за которую цепляется перверт, это иллюзия того, что этот символический порядок все-таки возник. Что отцовская функция все-таки выполнила свою работу и навсегда защитила субъекта от угрожающего ему наслаждения.

То есть, повторяю, первертная структура крайне нестабильна. Первертный субъект оказывается зажатым между амбивалентным, вызывающим тревогу jouissance, то есть чрезмерным наслаждением, и слабым нефункциональным законом – слабым нефункциональным отцом, слабым нефункциональным Большим Другим. Перверт хочет, жаждет, он нуждается в том, чтобы Закон, чтобы символический порядок появился, возник. Чтобы учреждение Закона было доведено до своего логического конца. Чтобы вместе с этим был положен предел угрожающему jouissance, грозящему поглотить субъекта. Засосать его. Jouissance для перверта продолжает быть источником тревоги. В связи с этим он хочет довести до конца процесс учреждения Закона. Он хочет, чтобы отцовская функция сработала.