Соответственно, все устремления перверта направлены на порядок, на Закон, на ограничение наслаждения. Однако специфика первертной структуры в его особом отношении к Другому, в его структурной позиции в отношении Другого. Он – инструмент Другого, он объект, с помощью которого Другой получает наслаждение. То есть он мыслит себя объектом, который должен вызвать что-то в Другом. Если брать фундаментальную фантазию первертной структуры (рисунок 53), то она будет выглядеть как формула фундаментальной фантазии, только вывернутая наизнанку: есть перечеркнутый Другой, то есть Другой, обладающий некоторой нехваткой, и перверт, оказывающийся в позиции объекта наслаждения Другого. Это его фундаментальная фантазия. Он есть объект, который должен вызвать что-то в другом. Он есть объект или инструмент jouissance Другого.

Рисунок 53. Фундаментальная фантазия первертного субъекта

Это свое фундаментальное структурное отношение к Другому перверт переносит на символического Другого. Он занимает по отношению к этому символическому Другому ту же позицию, которую он занимает по отношению к материнскому Другому. В этом смысле первертный субъект, стремясь довести до конца процесс учреждения этого Закона, символического порядка, пытается стать инструментом наслаждения Закона. Он находит наслаждение в самом Законе, запрещающем доступ к наслаждению. Сам Закон становится источником наслаждения, а первертный субъект становится инструментом осуществления этого Закона.

Та же самая структурная позиция, которую он занимал в отношении материнского Другого, переносится им на символического Другого. Перверт пытается стать источником наслаждения Закона, инструментом осуществления этого Закона. Поэтому Другой в формуле фундаментальной фантазии перверта передается как перечеркнутое S – как символический Другой, как Закон, неполноценный, лишенный чего-то, который перверт пытается восполнить, довести до конца, став объектом его наслаждения.

Драматургия первертной структуры связана с попыткой довести до конца процесс учреждения символического Другого. Перверт пытается получить фетиш, который бы гарантировал, что этот символический Другой возник. Последний нужен ему для того, чтобы защититься от пугающей реальности, от осознания, что этого символического Другого нет, что он дисфункционален. От осознания того, что у материнского Другого есть нехватка, и он есть тот, кто призван эту нехватку заполнить. Он защищается от jouissance Другого, которое способно его поглотить.

Соответственно, конкретные формы перверсий в лакановской логике будут рассматривать как выстроенные вокруг этой драматургии, вокруг этой попытки довести до конца процесс учреждения символического Другого и той специфической роли, которая отведена перверту в этом процессе.

В частности, ниже я рассмотрю, как эта логика реализует себя в контексте садомазохистических отношений. То же самое можно сказать и про фетишизм, но про фетишизм, как мне кажется, уже более-менее понятно из вышенаписанного – какую роль выполняет фетиш, от чего он защищает, какую иллюзию призван поддерживать и т. д. Однако ниже я покажу, что в случае садизма и мазохизма действует абсолютно такая же логика. И садизм, и мазохизм замешаны на производстве тех же самых спасительных фетишей, призванных убедить в том, что символический Другой существует, что jouissance ограничено. Аналогичные процессы происходят в рамках других распространенных перверсий – например вуайеризм или эксгибиционизм[126].

Таким образом, если подвести некоторый итог моему рассмотрению первертной структуры, то получается следующее. Первертная структура, вопреки расхожему представлению, это не структура, связанная с получением какого-то невероятного трансгрессивного наслаждения. Наоборот! Это структура, нацеленная на то, чтобы это неограниченное наслаждение как-то ограничить. Усилия перверта направлены на то, чтобы укрепить не до конца возникшего символического Другого.

По этой причине перверт одержим Законом. Как писали комментаторы Лакана, перверсия – это поистине консервативная структура[127]. Можно найти очень много сходств между первертной структурой и устройством консервативного мышления применительно к социальной и культурной сфере. Это хорошее упражнение в прикладном психоанализе. Подобно перверсии, нацеленной на защиту от чрезмерного угрожающего хаоса трансгрессивного наслаждения путем укрепления Закона, который бы от этого наслаждения защищал, консервативная позиция также связана с защитой от пугающей угрозы, от надвигающегося хаоса аморальности и нравственного разложения путем укрепления дисфункциональных «духовных скреп», воздвижения системы ценностей или каких-то еще защитных мер, ограничивающих нависающий хаос[128].

Ключевой защитный механизм при перверсии – это защитный механизм под названием отказ или отклонение. Это очень интересный защитный механизм, благодаря которому субъект умудряется одновременно удерживать две противоречащие друг другу позиции. То есть, с одной стороны, воспринимать угрожающую реальность, не отбрасывать, не игнорировать ее, считывать ее как угрозу, а с другой – умудряться иной своей частью держаться за те иллюзии или убеждения, которые явно противоречат этому восприятию и блокируют реальность. Данная иллюзия воплощается в конкретном объекте, который превращается в фетиш, наличие которого защищает субъект от угрозы.

Фетишистский раскол проявляется в очень специфической словесной конструкции: «Я прекрасно понимаю…, но все же…». В этой конструкции элемент «я прекрасно понимаю…» соответствует восприятию травмирующей реальности, которая по каким-то причинам не может быть принята, а элемент «но все же…» – фетишу-иллюзии, призванному от этой тревожащей, пугающей реальности защищать.

Один из последователей Лакана, Октавио Манонни (1899–1989), написал прекрасную работу, в которой показал, что структура «Я прекрасно понимаю…, но все же…» наблюдается не только в клиническом контексте, но что ее можно встретить далеко за пределами аналитического кабинета[129]. Это яркий феномен, часто встречающийся даже в обыденной жизни – в ситуации, когда есть некая пугающая, неприятная реальность, которая, с одной стороны, признается, но с другой – тут же отрицается через эту странную словесную конструкцию «я прекрасно понимаю…, но все же…». С одной стороны признание, с другой – отрицание. Например, «я не расист, но все же…» – и дальше порой следуют соображения, от которых некоторые фашисты пришли бы в ужас. С одной стороны, человек прекрасно понимает, что расистом быть плохо, но с другой – есть некая альтернативная его часть, которая считает, что это допустимо.

Говоря про первертную структуру, надо сделать еще одно важное уточнение: первертность используется здесь не как нечто плохое, это не уничижительная характеристика некоторых людей. Это технический термин, который в рамках лакановского подхода обозначает конкретную структуру субъективности. Это констатация того, что у данного субъекта такая структура, такая фундаментальная фантазия, такой ведущий защитный механизм, такое положение на шкале субъективации. Субъект, который начал процесс сепарации, но не закончил его, оказывается в структурном положении, называемом перверсией. То есть первый этап учреждения отцовской функции он прошел, но второй этап пройти не смог по тем или иным причинам. Он не смог стать желающим субъектом, не смог выйти в пространство желания, призванное надежно защитить его от пугающего наслаждения. Отсюда необходимость в разных первертных ухищрениях – отказе от реальности с ее одновременным принятием.

Хотел бы еще раз проговорить основные моменты, связанные с функционированием первертной структуры, основанной на действии защитного механизма отказа. Что в рамках этого отказа отвергается, что перверт пытается не видеть или видеть и одновременно не видеть, признавать и одновременно не признавать?

Отсутствие кастрации, то есть отсутствие ограничений у jouissance и дисфункциональность Закона, дисфункциональность символического порядка, неспособность символического порядка надежно заслонить перверта от пугающего jouissance Другого. Это та реальность, с которой он имеет дело и которую он пытается отклонить, отказаться от нее, то есть принимать и одновременно не принимать, защищаясь от нее с помощью действия защитного механизма, с помощью появления защитных фетишей, призванных убедить его в том, что все не так, как на самом деле.

Какую иллюзию подкрепляет фетиш? В чем именно он должен убедить субъекта с этой первертной структурой? Этот фетиш призван убедить его в том, что кастрация случилась, что наслаждение было ограничено, что Закон и символический порядок функционируют. То есть убедить его в том, что он пересек черту и вышел в невротическое пространство.

Вся драма первертной структуры заключается в том, что ему никак не удается довести начатое до конца. Перверсия – это постоянно воспроизводящий себя паттерн, механизм, который пытается укрепить, поддержать, развить, довести до конца учреждение символического Другого, отцовской функции, но у него никак не получается это сделать, поэтому приходится снова и снова повторять одно и то же.

На рисунке 54 дан циклический паттерн перверсии. Я его представил как последовательность стадий, звеньев этого паттерна.

Рисунок 54. Паттерн перверсии

Он начинается с некоей вызывающей тревогу, пугающей и одновременно соблазняющей угрозы – угрозы надвигающегося jouissance. С одной стороны, наслаждение – это что-то хорошее, но с другой – оно чрезмерно, невыносимо, его необходимо сдержать, необходимо ограничить.