В силу того, что для обсессивной структуры характерен отказ признавать, что объект имеет отношение к Другому, то для сексуальной жизни такого субъекта будет характерна мастурбация. То есть установка на то, что можно получать удовольствие в одиночестве, без Другого. Или же, если это не мастурбация, то все равно один из способов вычеркивания Другого: партнер объективируется, превращается в некотором смысле в объект мастурбации, подвергается контролю или обесценивается. Желание Другого, зависимость от Другого, равно как и значимость этого Другого отрицается, не признается.

Как и в случае с истерической подструктурой, здесь речь идет об отказе быть причиной jouissance Другого. Другой перечеркнут, его желание отрицается, это в том числе связано со страхом этого наслаждения Другого. Потому что, повторяюсь, за желанием Другого всегда маячит jouissance Другого, который недопустим.

Еще одна особенность обсессивной структуры, выделяемая в лакановской литературе, – это характерное существование исключительно в формате сознательного мышления. То есть происходит отрицание бессознательного, отрицание того, что внутри субъекта есть что-то такое, что он/она не контролирует, что есть нечто такое, что живет своей жизнью и что может периодически вторгаться в сознание. Есть только то, что думает субъект, что он контролирует, а то, что он не контролирует, что вторгается и прерывает его мышление, его речь – отрицается.

Например, в рамках терапии характерная особенность человека с обсессивной структурой – вычеркивать, выносить за скобки аналитика, то есть делать вид, как будто бы весь анализ осуществляется им самим, а Другой или отсутствует, или вообще ничего не значит. Кроме того, это может быть сомнение в самой идее бессознательного, сомнение в идее того, что есть что-то, что этот субъект не контролирует.

На рисунке 61 представлена таблица, сопоставляющая две рассмотренные подструктуры – обсессивную и истерическую. Я не буду все элементы этой таблицы описывать, если кто-то хочет лучше в ней разобраться, то я отсылаю к более специализированным работам, посвященным лакановской клинике. В частности, эту таблицу я взял из книги Брюса Финка «Клиническое введение в лакановский психоанализ. Теория и техника». Очень хорошая книга, где, с одной стороны, разбирается лакановская теория, а с другой – показывается, как именно она связана с клинической практикой. Там можно почитать не только детальные разборы обсессивной, истерической подструктур, но также детальные разборы психотической структуры, первертной структуры.

Рисунок 61. Общая сравнительная таблица истерии и обсессии (по Брюсу Финку)[137]

В таблице сведены многие из упомянутых мной аспектов. Например, характерные для невротических подструктур стратегии преодоления сепарации. После того как завершается сепарация, субъект выходит в новое невротическое пространство, в пространство желания, и разные неврозы – это разные способы справиться с этой травмой, с травмирующей сепарацией. Для истерической подструктуры характерна тенденция завершить Другого, в случае с обсессивной – завершить субъекта. Этим тенденциям соответствуют свои фундаментальные фантазии.

Истерическая фантазия – маленькое a в связи с перечеркнутым Другим, с Другим с нехваткой, то есть быть тем, что восполняет нехватку в Другом. При этом сам субъект отсутствует, он перечеркнут. Перечеркнут не в смысле, что ему чего-то не хватает, а в том смысле, что его нет. В этой фундаментальной фантазии перечеркнутый Другой имеется в виду не в том смысле, что его нет, как в случае с обсессивной структурой, а в том смысле, что у него есть нехватка, и истерический субъект ставит себя в позицию того, кто эту нехватку в Другом восполняет, кто завершает Другого. Истерическая стратегия – быть причиной желания Другого.

Обсессивная фантазия – S неперечеркнутое в связи с объектом-причиной желания. Иллюзия собственной целостности и достижимости объекта желания без участия Другого, который вычеркнут. Здесь стратегия преодоления сепарации в том, чтобы завершить субъекта, обрести тотальность, обрести целостность, которая мыслится так, как будто бы она ни коим образом не была связана с Другим. Здесь Другой перечеркнут, но не в том смысле, что для него характерна нехватка, а в том смысле, что он отрицается. Отрицается его наличие, его необходимость, его желание. Вместо этого фантазия о собственной целостности: мне никто не нужен, я сам по себе.

Теперь возникает очень интересный вопрос. Мы разобрали разные структуры, все эти структуры так или иначе связаны с проблемами. В случае неневротических структур это проблемы с наслаждением Другого, с неспособностью полноценно от этого наслаждения защититься. В случае с невротической структурой это проблемы с желанием Другого, где или сам субъект, или Другой оказываются вычеркнутыми. Этим проблемам соответствуют разные фундаментальные фантазии, то есть базовое положение субъекта по отношению к Другому, то место, которое Другой занимает в отношении субъекта. Но теперь можно спросить: а есть ли что-то по ту сторону невроза?

Выход по ту сторону невроза возможен за счет перехода за или через фундаментальную фантазию. Можно преодолеть фундаментальную фантазию, определяющую базовую стратегию существования субъекта, то есть его привычный способ взаимодействия с Другим, с желанием Другого, с jouissance Другого. Это преодоление – и есть переход через или за фантазию/фантазм.

Что находится по ту сторону? Отчасти в конце прошлой лекции я уже упоминал про это. По ту сторону невроза на первый план выходит влечение, которое, как мы помним из лакановских размышлений, всегда есть одновременно влечение к смерти. По ту сторону невроза находится влечение к смерти. Выйдя из невроза, субъект соприкасается с собственным влечением как влечением к смерти.

На рисунке 62 представлены разные метафоры субъекта, разные субъективные позиции, которые сменяют друг друга. Крайняя левая метафора – это метафора субъекта, задавленного, подавленного, вытесненного требованием Другого, такой субъект живет, пытаясь соответствовать некоторому требованию, которое обращено к нему из локуса Другого. Он/она знает, чего Другой хочет и пытается изо всех сил этому требованию соответствовать. При этом сам субъект с его влечениями вытеснен на задний план.

Рисунок 62. Метафоры субъекта[138]

Следующая метафора (в середине) подразумевает выход в пространство желания: здесь по-прежнему доминирует Другой, но уже не требование Другого, а его желание. Отличие требования от желания, повторюсь, в том, что требование конкретно, мы как бы знаем, что Другой от нас хочет, желание же загадочно. В рамках этой субъективной позиции установка на Другого сохраняется, но при этом субъект не знает разгадки тайны желания Другого, он/она не знает, чего Другой от него/нее хочет. В рамках этой метафоры и возникает вопрос «Чего ты хочешь?», возникает поиск ответа на вопрос, чего же именно Другой от нас хочет. Здесь субъект по-прежнему оказывается вытеснен, оттеснен, задавлен Другим, но на этот раз не требованием Другого, а желанием Другого. Это невротическое пространство.

Наконец, в случае успешного преодоления фундаментальной фантазии, выхода за ее пределы, перехода через или за фантазм Другой с его желаниями вытесняется, а на передний план выходит субъект как влечение. Которое, повторяюсь, всегда уже является влечением к смерти. Однако это не влечение к смерти в смысле склонности к самоубийству или каких-то еще склонностей, связанных с умерщвлением желания, угасанием и т. д. Это влечение к смерти в смысле влечения, которое в логике своего существования никак не связано с благом для субъекта, с его выживанием, с его успешной адаптацией, приспособлением к той символической реальности, в которой он/она находится.

Влечение – это та сила, которая действует сама из себя, абсолютно не соотносясь с тем, что вокруг нее происходит. Она легко превращается во влечение к смерти, потому что своим напором способна привести субъекта к гибели – например к гибели в символической реальности: под действием влечения субъект губит карьеру, разрушает семью, теряет друзей, положение в обществе и т. д. Его персона гибнет. Влечение как влечение к смерти никак не соотносится ни с какой реальностью, ни с какими задачами выживания, адаптации и т. д. Это сила, действующая сама по себе, исключительно в своих интересах.

Тема влечения к смерти детально прорабатывалась Славоем Жижеком. Далее я опираюсь не столько на Лакана, сколько на Жижека.

Влечение к смерти – это жизнь, представляющая собой избыток жизни. Нечто в жизни, что является чрезмерным проявлением жизни, жизни, которая выходит за свои пределы. По ту сторону адаптации, по ту сторону приспособления, по ту сторону гармонии, гармоничного сосуществования с окружающей средой. Это избыток, это нечто, что превышает любые ограничения.

Как пишет Жижек: «…люди не просто живут, они охвачены странным влечением к наслаждению жизнью в избытке, страстной привязанностью к выпирающему излишку, который нарушает привычное течение вещей»[139]. То есть влечение к смерти – это не вмещение в жизнь, это срыв обыденного хода вещей.