Такого рода кастрация – символическая кастрация, кастрация символическим порядком, кастрация языком – необходима для успешного развития. Здесь можно вспомнить предыдущую лекцию, в которой я упоминал про выбор без выбора. Я приводил в качестве примера ситуацию с нападением бандита: «Кошелек или жизнь!» Здесь вроде как есть выбор, но на самом деле никакого выбора нет. И символическая кастрация, то есть погружение субъекта в символический регистр, это выбор без выбора, это то, чем невозможно пренебречь, это то, от чего невозможно отказаться. Повторяюсь, если речь идет о нормальном ходе психического становления субъекта. То есть это то, что необходимо пережить, для того чтобы состояться в качестве субъекта.

Выход из Эдипова комплекса оказывается связанным с различными путями сексуации – то есть процессом обретения мужской и женской идентичности. Лакан не рассматривал мужчину и женщину как биологически предопределенные начала. Мужчина и женщина – это две возможные стратегии реагирования на событие кастрации. Предельно упрощая, зафиксирую следующее: мужская стратегия связана со стремлением иметь фаллос, обладать им; женская стратегия связана с тем, чтобы быть фаллосом. То есть мужчина стремится обрести символический фаллос, который сделает его привлекательным в глазах Другого. Женщина стремится стать фаллосом – то есть стать объектом желания для других субъектов, стать тем, чем хочется обладать. Так как речь идет о разных стратегиях, а не о биологической предопределенности, то вполне можно себе представить ситуацию, когда биологический мужчина выбирает стратегию «быть фаллосом», а биологическая женщина, наоборот, «иметь фаллос».

Еще одна особенность мужской и женской сексуации в том, что мужчина в гораздо большей степени погружен в символическое – он определен символическими иерархиями, правилами, системами координат. Женщина тоже находится в символическом, однако одновременно у нее есть доступ к чему-то, что находится по ту сторону символического. Женщина как будто бы не полностью растворена в символическом. Отсюда вытекают знаменитые размышления Лакана о мужской и женской логике. Если мужская логика – это классическая логика с ее четкими правилами, например исключенного третьего: или А, или не-А, и третьего не дано. То женская логика – это логика «не-все», то есть логика, которая предполагает, будто бы это третье все же есть. У мужчины трава или зеленая, или не-зеленая, а женщина в соответствии с логикой «не-все» ведет себя так, как будто бы есть еще какой-то третий вариант помимо «зеленая» или «не-зеленая». Как будто бы «зеленая» или «не-зеленая» – это не все.

На выходе из Эдипова комплекса появляется еще одна инстанция структуры человеческой субъективности – Сверх-Я. У Лакана есть загадочная идея о том, что в основе Сверх-Я лежит императив «наслаждайся!». Я бы хотел пояснить, что же, собственно говоря, имел в виду Лакан, когда сближал Сверх-Я с императивом наслаждения.

Как это почти всегда и бывало, Лакан в своем понимании Сверх-Я следует за Фрейдом. Но добавляет к Фрейду некоторый неожиданный поворот, позволяющий взглянуть на фрейдистские идеи в несколько ином свете. Если взять работу Фрейда «Закат Эдипова комплекса», то там можно прочитать о том, как образуется Сверх-Я. Фрейд пишет, что Сверх-Я возникает в рамках Эдипова комплекса, в рамках столкновения с отцом, с отцовским авторитетом. Сверх-Я вбирает в себя отцовский либо родительский авторитет, становящийся ядром Сверх-Я, перенимает у отца его строгость, подтверждает исходящий от отца запрет на инцест[95]. То есть авторитет отца, отцовский запрет становится ядром Сверх-Я. Ядром той инстанции, которая ограничивает, накладывает какие-то ограничения на Я. Ну и, соответственно, мучает его этими самыми ограничениями.

Лакан с этой идеей согласен. То есть он тоже считает, что Сверх-Я возникает в результате Эдипова комплекса. Но у Лакана есть парадоксальное размышление, истоки которого следует искать в Библии. Если кто-то читал Библию, точнее Новый Завет, то там есть послания апостола Павла. Апостол Павел – можно сказать, основоположник христианской церкви, один из создателей христианства, организатор христианства. У Маркса был Ленин. А у Иисуса Христа был апостол Павел. У Павла есть послания, которые он писал в разные общины. В этих посланиях содержатся вещи интересные не только верующим, но и психоаналитикам. В частности, они были очень интересны Лакану. В «Послании к римлянам» Павел размышляет о диалектике, связи закона и греха. Он пишет: «Неужели от закона грех? Никак; но я не иначе узнал грех, как посредством закона, ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил „не пожелай“… без закона грех мертв» (Рим. 7:7–8).

В русском языке эта мысль передается замечательным выражением «запретный плод сладок». Как только появляется запрет на что-то, сразу это что-то становится желанным – как только тебе говорят «не желай жену ближнего», то сразу жена ближнего становится чем-то привлекательным, начинает привлекать к себе внимание и рождает желание нарушить, трансгрессировать закон. Соответственно, возникает парадоксальная диалектика закона и греха – вроде как закон нужен для того, чтобы сделать грех невозможным, запретить грех, но парадоксальным образом закон оживляет грех, оживляет желание этот грех совершить, совершить трансгрессию. То есть, если на стол положить конфету и сказать, что эту конфету ни в коем случае нельзя брать, мол, кто возьмет, того тут же расстреляют, тому тут же отрубят руки, то очень скоро эта конфета станет невероятно желанной, все захотят эту конфету иметь, она станет какой-то особенной, потому что запрет, закон сделал ее желанной.

Лакан хватается за эту интуицию апостола Павла и говорит о том, что появление отцовского запрета, с одной стороны, запрещает доступ к наслаждению, но с другой стороны, рождает желание получить это наслаждение. С одной стороны, запрет, с другой – желание этот запрет нарушить и получить запретный плод.

Поэтому в своем семинаре 1953–1954 годов Лакан говорит о том, что Сверх-Я – это одновременно закон и его разрушение[96]. То есть это то, что сдерживает меня, ограничивает меня, запрещает мне что-то и одновременно рождает во мне желание этот запрет нарушить и получить то, что я желаю вопреки закону. То есть получить утраченный объект наслаждения, тот объект наслаждения, который становится невероятно привлекательным. У Фрейда это объект получил название das Ding, то есть Вещь. Материнская вещь. Лакан эту идею у Фрейда заимствует. Он берет идею Вещи, das Ding, Материнской вещи, обладание которой связано с переживанием какого-то невероятного наслаждения, удовлетворения всех нужд – такое, можно сказать, идеальное, райское состояние, состояние блаженства.

Однако эта Вещь не существует до запрета, до Закона, она конструируется этим запретом – Вещь запретили, и сразу же она возникла как утраченный, чаемый объект желания. То, что субъект хочет получить, несмотря на запрет, это то, что субъект парадоксальным образом не может получить – но не по причине запрета. Материнская вещь сама по себе не существует, она возникает только вместе с запретом, то есть как бы задним числом. Вместе с запретом возникает иллюзия, фантазм об этой самой Материнской вещи, которая к себе притягивает. То есть, повторюсь, Сверх-Я – это одновременно и закон, и разрушение этого закона.

Закон – это одновременно и то, что побуждает этот закон разрушить. В семинаре 1972–1973 годов Лакан говорит о том, что «[Н]аслаждаться понуждает человека только одно – его Сверх-Я. Сверх-Я и есть не что иное, как императив наслаждения – Наслаждайся!»[97]

Сверх-Я возникает как инстанция, которая не просто запрещает, но еще и терзает, мучает. Императив «наслаждайся!», получи то, что ты хочешь, налетает на запрет. И из этого столкновения вылетают искры вины, муки совести. Вина, с одной стороны, за то, что у субъекта возникает желание нарушить запрет, получить нечто запретное, а с другой – вина за то, что он не может получить то, что он так хочет, что он какой-то неудачник, что он не может получить желаемое, что он лишен доступа к наслаждению. Мол, вокруг все наслаждаются, а ты какой-то не такой, не как все – у тебя доступ к наслаждению закрыт, ты не можешь к нему прорваться. Поэтому Сверх-Я не просто что-то запрещает, оно еще и мучает – за счет создания вот этого столкновения между, с одной стороны, законом, запретом, а с другой – оживленным этим запретом грехом или пороком, тягой нарушить этот закон, получить нечто запретное, получить то самое трансгрессивное наслаждение.

Собственно, эта рефлексия и лежит в основании парадоксальной мысли Лакана о том, что Сверх-Я – это императив наслаждаться, наталкивающийся на невозможность наслаждаться.

Идею парадоксальности Сверх-Я я бы хотел проиллюстрировать на примере Мартина Лютера. Мартин Лютер – религиозный деятель XVI века, человек, который инициировал Реформацию, с которого возник протестантизм. Изначально Лютер был католическим монахом. Он был очень сознательным монахом – он искренне пытался заниматься тем, чем занимаются монахи: усмирял плоть, боролся с греховными помыслами, во всем себя ограничивал. И в этом стремлении он натолкнулся на парадокс, который с точки зрения психоанализа вполне ясен.

Чем больше Лютер старался, чем сильнее себя ограничивал, чем более хорошим монахом пытался быть, чем больше ограничений на себя накладывал, чем больше старался удовлетворить Закон, тем большим негодяем, подлецом, даже дерьмом себя чувствовал. Он столкнулся с парадоксом – чем больше субъект старается вести себя по совести, тем больше она его заедает. Чем лучше хочешь быть, тем сильнее гложет совесть, тем более несчастным себя чувствуешь.

Мартин Лютер отследил этот момент. Он понял, что это порочный круг: чем больше он старается удовлетворить требования Закона, тем хуже себя ощущает. Лютер в итоге вырвался из этого круга – он сказал, что человек спасается не делами и поступками, а исключительно верой. Далее он ушел из монастыря, женился и основал новое направление внутри христианства (лютеранство).

Фрейд эту идею объяснял примерно так: чем больше мы смиряем свои желания, тем больше остается энергии, эта энергия подпитывает Сверх-Я. В итоге Сверх-Я становится сильнее. Чем сильнее оно становится, тем, соответственно, сильнее оно давит на «Я». Или как бы объяснил это Лакан – чем сильнее человек инвестирует запрет, чем больше он себя ограничивает, чем большим становится этот запрет, тем, соответственно, большим становится и желание его нарушить. Это порочный круг – чем сильнее Закон, тем больше желания его нарушить и тем, соответственно, больше искр угрызения совести, вины, мук и т. д.

То есть Сверх-Я – это инстанция, которая говорит: «Наслаждайся!» Но ее задача не в том, чтобы субъекту было хорошо. Она мучает, третирует, запуская те порочные круги, которые в свое время были описаны Мартином Лютером.

Я бы хотел в связи с этим сюжетом еще проговорить момент, который касается более широкого социального контекста и его связи с императивом «наслаждайся!». Когда общество репрессивное, когда общество основано на запретах, на ограничении удовольствия, на ограничении наслаждения, как, например, это было во времена Фрейда: викторианская эпоха, секс – это что-то из ряда вон выходящее, что-то совершенно запретное, что-то совершенно невозможное, что-то, что заставляет людей испытывать по поводу этих желаний сильные угрызения совести. То это рождает сильное желание этот запрет нарушить. Соответственно, императив наслаждения налетает на запрет – из этого возникают угрызения совести, муки вины, неврозы и т. д.

Когда общество репрессивное, субъект испытывает вину, с одной стороны, за желание наслаждаться, а с другой – за невозможность наслаждаться. Но в таком обществе он как будто бы чувствует поддержку. Все не могут наслаждаться, и это нормально. А если взять, допустим, средневековое общество, которое вообще культивировало страдание, боль, то в такой логике это, собственно, и есть удел человеческий. Да, ты страдаешь, мучаешься, но, как говорится, «Господь терпел и нам велел». То есть общество в целом солидарно с твоим страданием, солидарно с твоими ограничениями. Однако в какой-то момент репрессивное общество стало невыносимым, запреты стали слишком обременительными, их издержки стали слишком высокими – неврозы и прочие психические проблемы. В этот исторический момент на сцену выходит психоанализ.