Бамбру сказал, что их было несколько вокруг Панду Пул, Тхакур Куан и озера Манталай, но отметил, что в стороне от главной тропы была еще одна пещера, намного больше, чем любая другая на протяжении маршрута. Затем Шетлер попросил Бамбру взглянуть на его запасы провианта в комнате хостела. Большая часть вещей Шетлера была упакована в большой зеленый рюкзак, за исключением нескольких, которые он планировал взять с собой на озеро Манталай. Бамбру осмотрел продукты, которые закупил Шетлер, и сказал, что их достаточно, но не много, особенно учитывая слова Шетлера о том, что он планирует путешествовать примерно месяц. Тогда Шетлер рассказал, что на самом деле он отправляется в этот поход не один, а с садху, который, как он надеется, сможет обучить его своему искусству. Бамбру вспоминает, что почувствовал беспокойство. «Я не встречал ни одного старца, который смог бы научить меня чему-то стоящему, который отличался бы от школьного учителя, – говорит Бамбру. – Дело не в том, что они все фальшивые, но они не такие ученые или святые, какими пытаются казаться. Они такие же путешественники, и для того, чтобы выжить и пережить свое путешествие, они вынуждены придерживаться образа баба, который служит их целям».

Гапон и Хамфриз общались с Раватом в Кхеерганге и чувствовали себя при этом некомфортно. Гапон видел, как садху требует денег и наркотиков у тех, кто сидит перед ним, в обмен на благословение. Хамфриз, который провел несколько недель в Кхеерганге во время Rainbow Festival, всегда с опаской относился к Равату, которому запретили посещать ряд местных кафе, потому что он был известен тем, что обчищал карманы туристов. «Некоторые баба очень обаятельны и общительны, но этот был грубым и невоспитанным», – говорит он, отмечая, что «в его духе чувствовалась большая жесткость и агрессивность». Хамфриз однажды предупредил Шетлера, чтобы тот был осторожен с садху, но американец просто отмахнулся от его опасений.

Бамбру видел, как другие иностранцы поддаются давлению и переживают глубокие моменты осознания во время своих путешествий по Индии. По его оценке, Шетлером двигала ошибочная мотивация – он отправлялся в путешествие, чтобы что-то доказать, а не обрести покой. И, как бы он ни был компетентен в вопросах отдыха на природе, он не знал этой местности. «Когда я встретил Джастина, – говорит Бамбру, – то почувствовал, что его путешествие было скорее вызовом. А когда бросаешь вызов могучим горам, особенно Гималаям, у которых есть свой собственный дух и своя собственная энергия, которая резонирует, какой бы вызов им ни бросали, они отвечают тебе собственным вызовом. И не все справляются».

Пока Шетлер подробно излагал свой план, Бамбру по большей части хранил молчание. Шетлер уловил беспокойство в голосе индийца и объяснил, что не собирается проводить все время на озере с садху. Он хотел, чтобы тот провел его по тропе, несколько дней провел с ним на озере, а затем он планировал попросить садху уйти и вернуться в Кхеергангу. Шетлер надеялся остаться на озере Манталай в одиночестве, как Бамбру.

Когда солнце опустилось ниже к холмам, четверо мужчин вышли из хостела и, пробираясь через постройки и яблони, поднялись на холм, с которого открывался вид на деревню. Они хотели найти место, откуда открывается вид на закат и на всю долину.

Взгромоздившись на большой валун, группа наблюдала, как солнце опускается к горам. Оно садилось прямо над входом в долину, отбрасывая яркое оранжевое сияние, последнюю вспышку света и цвета перед тем, как небо потемнело.

Перед отъездом Шетлер, пока у него еще была сотовая связь, сделал несколько телефонных звонков людям, которые были ему очень дороги: друзьям, как минимум двум бывшим девушкам и родным дома, в США. Линда Борини вспоминает, как увидела его искаженное лицо на экране телефона и заметила, каким изможденным оно было. «Вот тогда я и забеспокоилась, – вспоминает она. – Он был таким тощим, таким хрупким». Она вспомнила, как они оба немного похудели во время похода в Непале, но его текущее состояние вызывало тревогу. Тем не менее она доверяла ему в том, что он знает пределы своего тела. Шетлер сказал, что из-за этого похода ему не хватит времени доехать на мотоцикле до Ладакха – к моменту его возвращения горный перевал Рохтанг Ла высотой почти четыре тысячи метров будет непроходим из-за снега, а ведь они оба мечтали когда-нибудь осуществить это путешествие. Она сказала, что по этому знаменитому шоссе многие ездят на мотоциклах, но это путешествие, паломничество к отдаленному священному озеру в компании садху, – это возможность получить уникальный опыт, который подавляющему большинству людей, путешествующих по Индии, никогда не посчастливится обрести. «Ты в долгу перед всеми людьми, которые хотят такого рода приключений, но не могут», – сказала она ему, и с тех пор эти слова тяжело давили на нее. Шетлер признался, что влюбился в Индию и что ему кажется, что нужно еще побыть в стране, несмотря на то что его шестимесячная туристическая виза закончилась только на треть. Он сказал, что встретил в Индии человека, который поможет ему продлить визу еще на шесть месяцев, и посетовал, что виза не рассчитана на десять лет. Борини спросила, когда он планирует вернуться в США. Шетлер откровенно ответил: «Я не думаю, что вернусь».

Шетлер позвонил матери и рассказал о своем плане. Каждый раз, когда сын произносил слово садху, Сьюзи ощущала «животное чувство», которое не могла объяснить. Она не хотела проецировать беспокойство на своего сына, но не смогла удержаться и сказала, что это путешествие вызывает у нее беспокойство. «Если ты заберешься туда и что-то пойдет не так, что ты будешь делать?» – спросила она его. Он сказал, что обязан туда поехать, но заверил ее, как и много раз раньше, что все будет хорошо.

Затем Шетлер позвонил отцу. За два года до этого они почти помирились и воссоединились, но Шетлер видел Терри всего один раз: он сделал остановку во Флориде, когда летел обратно в Калифорнию после курса Тома МакЭлроя по выживанию на Карибах. Поэтому, когда Терри взял трубку и услышал рассказ о предстоящем трехнедельном походе к озеру Манталай с садху, он не счел уместным дать предостерегающий отцовский совет. Как он и говорил своему сыну, когда тот был еще мальчиком, он хотел поддержать его в поисках удовольствия.

Тем не менее Терри не мог не вспомнить собственную поездку в Индию в конце 1970-х годов и случай, когда группа туристов предупредила его о садху. «Что бы ты ни делал, не подходи и не смотри им в глаза, – вспоминает он чьи-то слова, они тебя загипнотизируют, и закончится все тем, что ты будешь бездумно ходить за ними повсюду». В Дели Терри увидел молодого европейца, который упрямо следовал за садху, «как в трансе», говорит он. Он понял, что мужчина, скорее всего, был под кайфом.

Но Терри не поделился этим воспоминанием со своим сыном. В этот момент он почувствовал, что Джастин вот-вот найдет то, что ищет, как и Терри во время своего путешествия по Индии. «Я не смог попросить его не делать этого, – сказал он мне. – От света трудно отказаться».

Утром 22 августа Шетлер набил рюкзак рисом и овсянкой, орехами и изюмом, чаем, сахаром и мукой для приготовления чапати[50] – очень мало для человека, который надеется продержаться почти месяц в походе по Гималаям. Рават сказал, что «ему не нужна еда», – написал Шетлер. У него не было ни палатки, ни печки, только тонкий спальный мешок, металлическая кружка и мачете. Он упаковал большую шерстяную шаль коричневого цвета, которую можно было обернуть вокруг плеч или использовать как одеяло, и одежду в рюкзак: походные штаны цвета хаки, белую рубашку с длинными рукавами в тибетском стиле, застегивающуюся сбоку, и легкую черную пуховую куртку. Еще он взял зубную нить, не столько для гигиены полости рта, сколько для применения в различных условиях: веревка или нитка, прищепка или импровизированный шнурок, леска или силки. В том, что он собрал, ощущалась уверенность, как и в том, что он оставил. И все же что-то давило на него. «У него было ощущение, что что-то должно произойти, дурное предчувствие или что-то в этом роде», – вспоминает Кристофер-Ли Хамфриз, который провожал Шетлера в хостел Om Shanti. Перед уходом Шетлер пошутил: «Если я умру, напиши про меня что-нибудь хорошее в «Фейсбуке».

Хамфрис бросил на него взгляд. «Не говори так, – сказал он ему. – Возвращайся целым и невредимым».

Шетлер всей душой стремился в это путешествие к озеру Манталай, но беспокоился, что тело будет мешать ему. «В последнее время мне было холодно, сыро и часто хотелось есть, и я уже чувствую себя немного истощенным и слабым. Думаю, что будет непросто на всех уровнях, поэтому я нервничаю», – написал он в заключение последнего поста, который загрузил в свой блог. Шетлер отметил, что местность вокруг озера Манталай была полностью «необитаемой» и что тропа «печально известна, и сейчас сезон оползней». Он выразил сомнение, что передача каких-либо «древних вероучений» не будет сопряжена с трудностями, поскольку они с Раватом говорят на разных языках.

«Но насколько я понимаю, – продолжил Шетлер, – он хочет наставить меня на пути Садху, Шивы – Первого Йогина. Он следует строгому духовному распорядку, о котором я ничего не знаю, и мне очень любопытно. Говорят, что эти баба обладают магической силой, которую они получают в результате десятилетий практики древней йоги. Но. Я и правда не знаю, чего ожидать. Я никогда не занимался йогой, а у него экстремальный стиль из-за гротескных опухолей на суставах. Но я хочу увидеть мир его глазами, которым, по сути, пять тысяч лет, он прошел древний духовный путь. Я вложу в это все свое сердце, посмотрим, что получится.

Спина у меня в плохом состоянии (сломал в 19 лет), и даже при ежедневном купании в горячих источниках эта пещерная/горная жизнь в последнее время приводит меня в состояние постоянного дискомфорта. Я, к сожалению, не отличаюсь гибкостью и даже не могу спокойно посидеть несколько минут без боли.

Может быть, Жизнь Баба пойдет мне на пользу. Должен вернуться где-то в середине сентября. Если к тому времени меня еще не будет, не ищите меня».