Шетлер нашел источник чистой питьевой воды и собирал в лесу ягоды и дикорастущие съедобные растения. Но Робертс начал замечать перемены в Шетлере, почувствовал, как он отстраняется. «Проходит три или четыре дня, и я вижу, как он все глубже погружается в себя. Он стал более сосредоточенным», – вспоминает Робертс и говорит, что тогда он «отключился от нас». Индиец узнал путь, по которому шел Шетлер, и решил, что лучше оставить его в покое.
Тем не менее он заметил, как американец прогуливается каждое утро к горячим источникам на вершине травянистого холма. Утреннее омовение превратилось в ритуал, в который входило ежедневное посещение каменной хижины недалеко от бань. Хижина была одним из немногих постоянных строений в лагере из камня и дерева, а не из палаток и брезента. К длинному деревянному шесту возле двери был прикреплен выцветший вымпел шафранового цвета, который развевался взад и вперед всякий раз, когда в долине дул достаточно сильный ветер. Цвет флага означал, что внутри живет старец,
Родом из Непала, примерно сорока лет от роду, Рават приехал в Кхеергангу, когда климат стал теплее. На мужчине было мало одежды – только оранжевое
Каждый день Шетлер выходил из своей пещеры в лесу, пересекал луг, чтобы понежиться в горячих источниках, а затем спускался по склону, чтобы провести несколько часов в хижине Равата. «Каждый раз Шетлер ходил из своей пещеры в дом бабы и обратно, – заметил Робертс. – Вот и все. Больше он никуда не ходил».
Из-за ежегодного летнего муссона небо было затянуто облаками, а горные реки большую часть лета разливались от дождей. Это был один из первых солнечных дней за последние несколько недель, когда Андрей Гапон встретил Шетлера в Кхеерганге. Россиянина привлек этот участок Гималаев, как место паломничества русских духовных мыслителей в Индии, в частности, художника и философа Николая Рериха, который поселился в Наггаре, к северу от долины Парвати, где и умер в 1947 году. Гапон начал свой собственный духовный ретрит в долине Парвати ранее той весной, уединившись в хижине в горах над Касолом на сорок дней, а затем переехал выше по долине в Калгу еще на пару недель. Гапон планировал уехать из этого региона, но, по его словам, когда он отправился в Кхеергангу, его поразило ощущение, что путешествие по долине Парвати только начинается. «У Кхеерганги совершенно особая энергетика, – сказал мне Гапон. – Каждый раз, когда я туда приезжал, происходило что-то особенное». Однажды, в конце июля, впервые проходя мимо каменной хижины у горячих источников, он увидел американца с татуировкой орла на груди, сидящего снаружи. Рядом с мужчиной лежала длинная бамбуковая флейта. Гапон представился и спросил мужчину, где он остановился.
«В пещере», – ответил Шетлер, кивая в сторону поросшего травой холма.
Пульс Гапона участился. Он и сам подумывал о том, чтобы провести время в пещере, но в тот единственный раз, когда он попытался это сделать, ему с трудом удалось хотя бы разжечь костер. «И тут я вижу, как Джастин в своей манере, не терпящей возражений, говорит, что уже несколько дней живет в пещере, – рассказал мне Гапон. – Я спросил, может ли он мне ее показать».
Шетлер привел россиянина в свою лесную пещеру. Внутри Гапон ощутил первый прилив страха, подумав о том, что каждую ночь он будет спать в темноте, вдали от людей, с небольшим количеством еды, и только огонь будет давать ему тепло и обеспечивать безопасность. В этих лесах водились животные, снежные барсы и черные медведи, не говоря уже о змеях и насекомых, которых ночью могла привлечь теплая пещера. Но по мере того как глаза привыкали к свету, его настрой смягчался.
Шетлер содержал свою пещеру в чистоте – «лесной чистоте», как выразился Гапон, – с земляным полом, подметенным веткой дерева в одной части и заваленным древесными иглами там, где он спал. Он аккуратно расставил немногочисленные вещи, которые принес с собой: несколько оплывших свечей, прилепленных воском к каменным выступам, книгу и металлическую кружку, одежду, развешанную для просушки на флейте, которую он прикрепил возле входа. Там же лежала охапка дров, которую Шетлер собрал, чтобы каждый вечер поддерживать костер. Убежище было удобным, подумал Гапон, для пещеры – даже уютным. Он был под впечатлением. «Если бы я не увидел живого примера в виде человека, живущего здесь, я бы даже не подумал, что такое возможно».
Он спросил Шетлера, можно ли присоединиться к нему на пару ночей, но он вместо этого показал ему другую пещеру, расположенную за поворотом на склоне. Она была меньше и не такая сухая, с несколькими трещинами на потолке, из которых по стенам стекала вода. Гапон предложил прикрепить к потолку брезент, но Шетлер отверг эту идею, потому что это «не аутентично». Тем не менее уже через пару часов после встречи с Шетлером Гапон почувствовал вдохновение последовать его указаниям. Его тянуло к Шетлеру как магнитом. «Когда я говорил, он слушал меня, – вспоминает Гапон. – Не просто из вежливости. Он задавал вопросы». Гапону не хватало кое-каких припасов, в том числе спального мешка, поэтому он спросил своего нового друга, не одолжит ли он мотоцикл, чтобы съездить в долину и посмотреть, что там есть. Он предложил свой паспорт в качестве залога, но Шетлер покачал головой и просто бросил ему ключи.
«Я ХОЧУ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ
ПОЖИТЬ ТАКОЙ СВОБОДНОЙ
ЖИЗНЬЮ. В МИРЕ СЛИШКОМ
МНОГО КРАСОТЫ, ЧТОБЫ
ОСТАВАТЬСЯ НА ОДНОМ МЕСТЕ».
И ШЕТЛЕР ПРОДОЛЖИЛ
СВОЙ ПУТЬ – КАК БУДТО
ОН ИСКАЛ ИДЕАЛЬНУЮ ПЕЩЕРУ
В ИДЕАЛЬНОМ МЕСТЕ.
Единственное, что можно было почитать Шетлеру у себя в пещере, – это потрепанная книга в мягкой обложке под названием