« Меня обвинили », — заговорил я, прерывая молчание, в том, что я хотел вас обмануть и обманным путем заставить вас подписаться против царя. Обвинили меня в этом потому, что я сказал, что землей должны пользоваться только те, кто сам работает на ней. Мои обвинители говорят, что у царя много земли и что он ее также не обрабатывает сам. Поэтому они думают, что я за то, чтобы и у царя отнять землю. Ну, а если царь своей земли не захочет отдать, тогда, значит, нужно идти против царя ? Так они заключают, что я против царя. Что я могу сказать в свое оправдание ? Прежде всего, что я не говорил о том, что у царя нужно отобрать землю и что он не отдаст ее крестьянам. Наоборот, я думаю, что и свою землю он согласится отдать. Ведь вы сами все говорите, что царь ваш отец родной, а вы его дети. »

« Да, это верно ! слышу я голоса из толпы. Он наш отец, и мы его дети », — подтверждают голоса со всех сторон.

« Так какой же отец, - продолжал я, не подумает о своих детях и не захочет отдать им свою землю ? »

« Это верно ! », — слышу я опять голоса в толпе. « Отец должен отдать землю своим детям », — доносятся до меня голоса уже требовательным тоном.

« Кроме того, », - прибавляю я, его земли дают ему не очень-то большой доход. В руках крестьян они приносили бы больше пользы. К тому же он и не очень-то в ней нуждается. Вы знаете, что, по так называемому цивильному листу, он получает от государства 12-13 миллионов рублей. Это как бы его жалованье ».

В ответ на мою последнюю фразу я слышу чуть не единогласную реплику : « Да, он должен отдать крестьянам свою землю. А насчет жалованья, пусть не беспокоится, мы ’ашо’ (вместо : ’еще’, в местном произношении) прибавим ему миллион. »

Так была выиграна решительная битва, и противникам пришлось удалиться. Решение о вступлении села Саловки в организацию Всероссийского Крестьянского Союза было принято единогласно.

После пережитого в этот день я возвращался домой в приподнятом и радостном настроении. Забыты были и минуты грозившей опасности и все волнения этого дня. Выигранная битва в селе Саловки создала мне популярность в уезде. С этого момента установилось мнение, что я умею успокаивать толпу. Объяснение же было простое : я не боялся толпы. Я держал себя смело, не обращая внимания на провокаторов, не думая о грозившей мне опасности. Я старался своими доводами укрощать, т.е. успокаивать самых строптивых и возбужденных. Когда мне удавалось охладить задорных, присутствующие утихомиривались, и все кончалось спокойной и мирной беседой.

В последовавшую за этой победой субботу, ко мне приехали гонцы от священника села Тарабановка, отца Ивана Мерецкого. Они вручили мне письмо, в котором он писал : « Мне рассказали о Вашем выступлении в селе Саловки, и из того, что я уже слышал о Вас, я заключил, что Вы лучше, чем кто-нибудь другой, объясните моей пастве, что такое Крестьянский Союз и его цели. Я выписываю газету Русское Слово* и слежу за этим движением. Я объясняю крестьянам все, что в ней говорится о Всероссийском Крестьянском движении. Но я многого и сам не совсем понимаю из прочитанного и поэтому не могу дать ответа на многие вопросы, какие задают мне крестьяне. Приезжайте, пожалуйста, и помогите нам разобраться во всем. »

Не колеблясь, я дал свое обещание приехать на созываемый сход и на следующий день к назначенному часу приехал в Тарабановку.

На этот раз я заранее знал, что сход назначен в школе, куда я и направился. Все были уже в сборе и поджидали меня. Отец Иван Мерец-кий встретил меня очень радушно. Это был человек высокого роста и довольно грузный. Его высокий рост скрадывал его непомерную толщину, и потому, на первый взгляд, он казался скорее небольшого роста. Черты лица его были крупные, мясистые, но кроткое выражение его глаз сглаживало невыгодное впечатление при первом взгляде на него.

Я и раньше часто замечал, что среди такого типа людей скрывается золотое сердце. Таковым и был отец Иван Мерецкий.

Познакомившись и обменявшись несколькими словами, мы приступили к обсуждению вопроса, что такое Всероссийский Крестьянский Союз и нужно ли тарабановцам записаться в него членами.

До 1905 г. отец Иван жил мирной жизнью, не мудрствуя лукаво. Он был глубоко верующим, и все его поступки определялись заповедями Божьими, постановлениями отцов Церкви и предписаниями его высших руководителей. Любил он свою церковь, церковные службы и свою паству. И паства его уважала и любила за то, что он « жил в Боге » и учил ее, как нужно жить по-Божьи. Он был, что называется, либеральным пастырем. В выборе своей духовной пищи он не ограничивался только духовной литературой, Церковным Вестником, но интересовался и тем, что делается на свете Божьем. Чтобы знать эту другую жизнь, он и выписывал газету Русское Слово. О прочитанном делился со своей паствой в частных беседах и даже в церкви, с амвона.

Так его паства узнала значительно раньше крестьян других сел о Манифесте Николая П-го от 17-го октября 1905 г. Отец Иван прочел его своим прихожанам с амвона, как только получил номер Русского Слова, в котором он был напечатан, не ожидая извещения своего епархиального начальства о разрешении прочитать его пастве. Другие священники ждали разрешения своего духовного начальства, которое пришло через две недели, поэтому об этой большой вести они узнали гораздо позже. Они обвинили своих пастырей в сокрытии от них Манифеста.

Отец Иван не был республиканцем и не допускал возможности политического строя без царя. Он, как и его пасомые, продолжал любить его. Поэтому-то его и мучил вопрос : что сказать крестьянам об Учредительном Собрании, созыв которого требовал Крестьянский Союз ? Прихожане Тарабановки были лучше подготовлены к обсуждению этого вопроса, чем жители села Саловки, благодаря Русскому Слову, которое уделяло больше внимания крестьянскому движению, чем другие газеты.

Этими информациями и « питался » сам отец Иван и делился ими со своей паствой. Но не будучи подготовленным к общественной и политической деятельности, он многого не понимал и не усваивал. Следовательно, он не мог объяснить и примирить кажущиеся ему противоречия. Ему были понятны экономические цели Крестьянского Союза, он считал справедливым требование отчуждения земель помещиков и передачи их крестьянам. Но его начинали одолевать сомнения, как только он призадумывался над политическими вопросами. Да и в экономике многое казалось ему неясным ; каким образом можно осуществить это на практике ?

Вот почему он и сам горел от нетерпения встретить человека, который мог бы дать ему ответы на возникавшие у него неотступно вопросы. Но вернемся к нашему рассказу. На этом сходе также нужно было говорить с большой осторожностью, выбирать слова, которые не затрагивали бы их наивные и примитивные понятия о политическом строе, о их взаимоотношениях с административными и правительственными представителями.

Неожиданности и здесь подстерегали меня. Среди присутствующих на этом сходе оказались опасные противники, хотя они и не были черносотенцами. Со времен основания Крестьянского Поземельного Банка* (в 1882 г.) для более зажиточных крестьян открылась отдушина : решение вопроса о малоземелье. При посредстве этого банка более мощные хозяева имели возможность покупать землю в полную собственность. Таким образом они освобождались от разных неудобств, присущих пользованию общественной землей, а также и от опеки « мира ». Одни из таких крестьян уже успели в это время превратиться в земельных собственников, другие мечтали быть таковыми, накапливая необходимые для покупки земли средства.

Моя деятельность усложнялась. Со стороны крестьян ко мне было дружественное отношение, что очень мне помогало. Их полное доверие ко мне, их признательность подтверждались на деле. Я видел и чувствовал, что их доверие было настолько сильно, что они были готовы немедленно откликнуться на мой призыв, отдать даже свою жизнь за меня. Все, кто хорошо знал меня, были готовы на полную самоотверженность.