В соответствии с названием Институт изучал разные способы передачи информации: оптимальная организация телефонной сети, способы передачи информации в животном мире (Лаборатория биологии), и другие. Задача нашей лаборатории, руководимой Ю. Д. Апресяном, — использование естественного языка в прикладных целях.
Что же мы делали? Была возрождена на новой технической базе и серьёзно расширена и усовершенствована начатая ещё в «Информэлектро» работа над англо-русским переводом — ЭТАП-2 (Электро-Технический Автоматический Перевод, вторая очередь), причём это уже двунаправленный перевод — с английского языка на русский и обратно. Работы проводились на ЭВМ vax-750. Результаты оказались обнадёживающими: время обработки одного предложения — от 20 до 80 секунд. Существуют коммерческие системы перевода с бо́льшим быстродействием, но они не обеспечивают столь высокого качества перевода как наша система. Описание её лингвистического содержания дано в коллективной монографии: «
В дальнейшем сфера нашей деятельности была существенно расширена. Разрабатывался Лингвистический процессор (ЛП), ориентирующийся не только на машинный перевод, но на работу с естественным языком во всём его объёме, в частности, на создание информационно-поисковых систем. Описание ЛП даётся в коллективной монографии
В настоящее время ведётся работа над важным применением ЛП — создание качественной, включающей синтаксический и семантический компоненты, информационно-справочной системой на базе Национального корпуса русского языка (НКРЯ), включающего более 500 млн слов.
Нигде раньше — ни в Институте русского языка, ни, тем более, в «Информэлектро» — мы не чувствовали такой свободы деятельности, как в «ИППИ», возглавляемом Н. А. Кузнецовым, а с 2006 г. — замечательным руководителем А. П. Кулешовым. Кроме основной нашей работы, о которой я подробно написал выше, была написана коллективная монография «Теоретические проблемы русского синтаксиса» (М., 2010), а также индивидуальные монографии и статьи, в том числе и мои, о которых я скажу ниже.
В лаборатории была очень тёплая, дружественная атмосфера, что не исключало бурных рабочих совещаний. Моя дочь Ольга, случайно присутствовавшая на одном из них, думала, что все переругались вдрызг. Ничего подобного! Идём обедать. Шутки, смех. Помню ещё забавный эпизод. Обсуждаем несколько синтагм (синтаксических правил). Коля Перцов кипит: —
Торжественное отмечание р-революционных праздников ушло в прошлое, но неизменно отмечались дни рождения сотрудников, ну и, конечно, Новый год, с подарочком для каждого на ветках ёлки.
Всё это хорошо, очень даже хорошо, но лично для меня наступили трудные времена. В конце 80-х на меня накинулись болезни.
Не очень-то охотно слушаем мы о чужих недугах, а о своих поговорить — пожалуйста. Вот и я не удержусь и поговорю на эту скучную тему. Не могу пожаловаться: Бог наградил меня немалым запасом сил. Лев Толстой в 82 года удивлял уверенной верховой ездой. Я, 85-летний и моя жена Светлана (80 лет) удивляли поляков, играя в католическом монастыре в пинг-понг. Вы скажете: «Железное здоровье!» Нет, совсем не так. Во-первых, «сердечные дела». Я — гипертоник «с большим стажем», пережил многочисленные гипертонические кризы и даже обширный инфаркт. Во-вторых (и это главное), много лет назад у меня обнаружили рак мочевого пузыря. Дважды выреза́ли опухоль, от третьей операции отказались — единственное, что можно сделать, — удаление мочевого пузыря. На это я не пошёл: всю жизнь я и мой пузырь были неразлучны. А в прошлом году у меня обнаружили ещё и злокачественную опухоль ушной раковины. А тут ещё одно «приключение». Засиделись мы с коллегами в Институте на моём дне рождения (76, 77 лет?). Когда я с подарками возвращался домой по дороге, петляющей между нашими «хрущобами» и частными гаражами, меня ждал ещё один «подарок». Страшный удар сзади по голове. Я полностью вырубился. Казалось бы — обшарьте мои карманы, возьмите сумку (был как раз день зарплаты) и — «до свиданья». Нет, «отвели душу» — зверски избили. Врачи говорили, что, судя по характеру повреждений, били ногами: перебили нос, скулу, повредили глаз. Ну, и конечно, сотрясение мозга. Бросили на газон истекать кровью. Спасли проходящие мимо соседи. Вызвали скорую, и я после операции выкарабкался. Но стал хуже слышать и почти не вижу левым глазом. Оптимизма эта история мне, конечно, не добавила.
Подводя итог теме «врачи и больные», скажу: «
На это наслоились и тяжёлые душевные переживания. Одно вызывало и усиливало другое. Утешали друзья, успокаивающе действовал сам вид моих коллег, склонившихся над рабочими столами, общение с ними и работа — и наша общая, и моя индивидуальная.
Но — отвлечёмся от забот и неурядиц и поговорим о выходах из обыденности — командировках, отпусках.
Зарубежные командировки
Зарубежные командировки были редки и в Институте русского языка, и в «Информэлектро». Они участились, когда мы в 1985 г. перешли на работу в ИППИ (Институт проблем передачи информации).
Из зарубежных командировок больше всего запомнились поездки в Польшу. Во-первых, потому, что это были первые мои выезды за границу, во-вторых, потому, что там жила и работала моя дочь Ольга, а главное, потому, что я сразу полюбил эту страну, её народ и язык.
Польша
Первый раз я ездил в Польшу в начале осени 1963-го — на Международные курсы славистов. Там были и англичане, и немцы, и чехи, и голландцы, даже один американец. Из русских кроме меня были 4 сотрудника Института славяноведения и сотрудница Киевского университета. Поляки полностью оплачивали проживание. Дали даже немного злотых на карманные расходы. Занятия проходили в Варшавском и Краковском университетах. Знакомили с Польшей, её культурой, историей. Для нас особенно полезны были практические занятия по польскому языку. Преподаватели — молодые, обаятельные польки — сотрудницы университетов. Мы очень старались, но за месяц освоить другой язык, даже родственный, трудновато. Много общего, общие славянские корни, а оформление — разное, да и значения иногда отличаются: «склеп» — это у поляков магазин, «урода» — красота, «младенец» — юноша, «пукать» — стучать и т. д.
Помню, как-то наша русская группа разговаривает на улице Варшавы «на польском языке». Один из проходящих хлопцев-поляков подходит поближе, прислушивается, а потом говорит товарищам: «Rozmawiają w języku nijakim» («Говорят на никаком языке»).
Были интересные экскурсии, например, в древний Казимеж. Даже в Освенцим нас возили (немцы, помню, отказались выйти из экскурсионного автобуса).
На экскурсии в Татры мы поднялись на автобусе в горы. Наша группа (6 человек) пела русские (и советские) песни. Теперь думаю: «Как мы всем надоели!» Но наши зарубежные коллеги терпеливо слушали, а один раз даже спасли нас от неловкости. Затянули мы песню гражданской войны: