Советский социализм по-прежнему казался несокрушимым. Люди старшего поколения, думаю, помнят громадные плакаты на улицах и шоссе: «Целиком и полностью одобряем внутреннюю и внешнюю политику родной коммунистической партии!».

Вспоминаются проникнутые глубокой грустью стихи Анны Ахматовой:

Во время праздников в честь «Великого Октября», мы пили «антитост»: «За то, чтоб они сдохли!». Это — не кровожадность, а потребность «выпустить пар», пусть мало похвальная. Но, честно говоря, мы не надеялись дожить до крушения советского социализма. И слава Михаилу Горбачёву, который сдвинул эту глыбу с места. Дальше пошло легче. Стали приносить плоды героические усилия Сахарова, Солженицына, да и Ельцина, хотя он совершил страшную, непоправимую ошибку — допустил развал страны. Уж родных братьев Россию, Украину, Белоруссию нельзя было разлучать. Тем более — допускать отчуждение от России исконно русских Крыма, северного Казахстана, Донбасса, которое привело к таким тяжёлым последствиям… И всё-таки главное сделано — ленинско-сталинский социализм ушёл в прошлое.

Впрочем, в последнее время многое настораживает. Всё чаще слышим призывы о б ъ е к т и в н о относиться к нашему прошлому, ничего не вычёркивая, и всё чаще — о Сталине, о его положительном вкладе в нашу историю, особенно о громадном вкладе в победу во 2-й мировой войне. Ничего себе громадный вклад! Полная неподготовленность к войне! «Шапкозакидательские» настроения особенно усилились после августа 1938-го, когда советские войска у озера Хасан разгромили японские войска. Нам всё нипочем! В детском саду ребята пели:

И вот война. В первые же месяцы наши армии разгромлены, около 4 млн (!) солдат попали в плен. Беспорядочное отступление. А ведь, как хвастались! Помните песню из фильма «Трактористы»? —

Погулял враг — и по Украине, и по Белоруссии, и по Прибалтике, и по Молдавии, и по Северному Кавказу…

На 4-м курсе Пермского университета я на экзамене по истории сказал, как учили, что в первые месяцы войны мы придерживались т а к т и к и а к т и в н о й о б о р о н ы. И тут профессор, видимо, фронтовик, вскипел: «Да какая, к чёрту, активная оборона! Драпали, дай бог ноги!» Да и после 1941-го попытки «Верховного главнокомандующего» вмешиваться в военные действия оборачивались поражением. После бесславного провала направляемой Сталиным Харьковской наступательной операции 1942 г. немцы беспрепятственно двинулись на Кавказ и к Сталинграду. Но сейчас всё чаще — осторожные попытки реабилитации этого деспота № 1 нашей истории.

Да налицо и попытки оправдания деспотизма в русской истории. Ведь открытый 14-го октября 2016-го памятник Ивану Грозному в Орле — это же памятник деспотизму! 22-го октября в телепрограмме «Постскриптум» Алексей Пушков и другие комментаторы в связи с открытием этого памятника говорили об Иване Грозном примерно так: 1) действительно, жесток, но: 2) нельзя оценивать исторических деятелей по современным меркам; 3) это политическая культура Запада повлияла на Ивана Грозного, и он был не более жесто́к, чем многие исторические деятели XVI в. Для убедительности приводились исторические примеры. Екатерина Медичи дала знак к началу «Варфоломеевской ночи», когда было вырезано около 30 000 гугенотов. А англичане? Они называют «ужасным» Ивана Грозного, а «доброй Бэтси» — Елизавету I, при которой были истреблены 79 тысяч католиков-ирландцев! Для сравнения комментатор напоминает, что в «поминальном списке» Ивана Грозного — всего (!) 4000 имён казнённых (правда, с оговоркой самого́ Грозного, что не все внесены в список: «Их же Ты, Господи, весú»).

На первый взгляд — всё бесспорно и подтверждено точными цифровыми данными. Между тем это — сплошная демагогия, журналистское лукавство. Во-первых, сопоставляется н е с о п о с т а в и м о е: во Франции и Англии бушевали религиозные войны: во Франции — католики истребляли протестантов (гугенотов), в Англии, наоборот, — протестанты католиков-ирландцев (здесь на религиозную наслоилась ещё и национальная рознь). Между тем для России время религиозной междоусобицы ещё не настало: Грозный и его подручные убивали с в о и х ж е с о о т е ч е с т в е н н и к о в и е д и н о в е р ц е в.

В телепередаче постоянно проскальзывала мысль, что жестокость Ивана была направлена на бояр-изменников. Коммунист Александр Проханов договорился до того, что назвал Грозного «народным царём».

Между тем «народный царь» казнил без жалости не только бояр, игуменов и монахов, но и простой народ. В Новгороде возглавляемые самим царём опричники жгли и крушили всё подряд, убивали всех без разбора, даже женщин и детей. И. И. Костомаров в книге «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» приводит свидетельства очевидцев. «Женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов. По реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые всплывали… Псковская летопись говорит, что Волхов был запружен телами» (Костомаров. С. 244–245). Опричники захватили земли и выслали пешком на пустые земли более 12 тысяч семейств. Многие погибали по дороге.

После разгрома Новгород, когда-то богатый город, опустел, обезлюдел, начался голод. «Доходило до того, что люди поедали друг друга и вырывали мёртвых из могил» (Костомаров. С. 245).

Очевидцы — и иностранцы, и русские, а также русские историки, начиная с Карамзина, — отмечали, особенно в последние годы царствования Ивана, проявления изощрённого садизма, граничащие с умопомешательством. Вот лишь несколько эпизодов, приводимых Костомаровым.

«Новгородского архиепископа Леонида… приказал зашить в медвежью шкуру и затравить собаками» (С. 253).

Опальных целыми сотнями пытали и замучивали до смерти перед глазами царя, и «он постоянно дико смеялся, когда смотрел на мучения своих жертв… После кровавых сцен он казался особенно весёлым» (С. 235).

«Царь приказал его [неугодного боярина Михаила Воротынского] подвергнуть пытке огнём в своём присутствии. Сам, как рассказывают, подгребал жезлом своим уголья под его тело» (С. 253).

«Узна́ет, например, царь, что у какого-нибудь знатного или незнатного человека есть красивая жена, прикажет своим опричникам силою похитить её в собственном доме и привезти к нему. Поигравши несколько времени со своею жертвою, он отдавал её на поругание опричникам, а потом приказывал отвести к мужу» (С. 236).

«Безумное бешенство, овладевшее Иваном, … доводило его до того, что, как говорят иностранцы, он для забавы пускал медведей в народ, собравшийся на льду» (С. 246).

Пожалуй, достаточно?

И в заключение скажу, что этот выпуск передачи «Постскриптум» живо напомнил мне шутку в альманахе «Чукоккала» Корнея Чуковского: