В этой ситуации надеяться на переаттестацию не приходилось, и я в конце апреля 1975-го года подал в дирекцию заявление о добровольном уходе из Института, которое было Филиным охотно подписано. Прихожу в свой сектор, последний раз сажусь за свой рабочий стол. Всё! И тут коллега, Мария Никандровна Преображенская, член партии, говорит: «А может, мне пересесть на Ваше место, ближе к окну?» Видно, очень уж надоели ей, коммунисту, упрёки «за слабую воспитательную работу» с коллегой-диссидентом. Ещё раньше она «намекала» мне, что пора уходить из Института. Вот в точности её слова: «Володя, в такой ситуации порядочные люди уходят с работы
И ещё один любопытный эпизод. В 1963 г. я защитил диссертацию о сложноподчинённом предложении в древнерусском языке. Мой руководитель, В. И. Борковский предлагал даже издать её. Я красиво отмахнулся: «Спасибо, Виктор Иванович! Надеюсь, напишу что-то получше». Диссертация стояла в секторе, в книжном шкафу. Сотрудницы иногда в неё заглядывали, писали диссертации на смежные темы. А потом работа пропала. Ну, пропала и пропала, не велика беда. И вдруг — воскресла! Подросла, пополнела и как похорошела! Какая модная причёска, какой макияж, какое красивое название: «Служебные средства в истории синтаксического строя русского языка XI–XVII вв. (Сложноподчинённое предложение)» (М., 1991). Знакомьтесь — докторская диссертация Марии Никандровны Преображенской. Всё так… А впрочем, не забывайте: авторы довольно мнительны при охране своих авторских прав. Как мне жаль любимых писателей Гончарова и Тургенева, которые смертельно, до неприличия, до безобразия рассорились потому, что Гончаров обвинял Тургенева в заимствовании замысла и даже некоторых деталей из гончаровского романа «Обрыв».
Нелегко было уходить из Института, который 20 лет (с 1955 по 1975) был для меня родным домом. А ведь нетрудно было избежать этого. Стоило только «выразить чистосердечное раскаяние». Были, правда, случаи, когда увольняли и «раскаявшихся», но заведующий сектором академик В. И. Борковский гарантировал, что сто́ит мне в любой форме выразить сожаление о содеянном, и я останусь в Институте (я был нужен, поскольку руководил работой по созданию громадной картотеки восточнославянских памятников XIXVII вв.). Но я не хотел вилять хвостом и остался при своём решении.
В эти трудные дни помогли друзья. Лёня Касаткин и Роза Пауфошима предложили мне на первомайские праздники отправиться с ними на байдарке по Подмосковью. Плывём по реке Протве, мимо замечательной Дубровицкой церкви Знамения конца XVII в., крайне необычной для России, с золочёной короной наверху. Весна, зелень, запах черёмухи (её гроздья иногда прямо над головами проплывают!), суп из молодой крапивы, дружеские разговоры у костра. «
Информэлектро
Я и мои коллеги и друзья — Юра Апресян, Лёня Крысин, Таня Коровина, Лида Иорданская, Алик Жолковский, Лёня Цинман и молодые — Лёня Иомдин, Игорь Богуславский, Саша Лазурский — в разное время, в 1972–1975 гг. поступили на работу в НИИ «ИНФОРМЭЛЕКТРО» (Информация по электротехнике) Министерства электротехнической промышленности СССР. Земной поклон директору Института Сергею Глебовичу Малинину, приютившему изгнанников.
Мы не имели никакого отношения к электротехнике, и вообще к технике. Но и для нас нашлось дело. Наша группа под руководством Юрия Дерениковича Апресяна работала над созданием системы машинного (автоматического) перевода с французского языка на русский — ЭТАП (Электротехнический автоматический перевод) на французской ЭВМ IRIS. Наша задача (вводить в машину французский текст, а на выходе получать русский) оказалась, как и следовало ожидать, чрезвычайно сложной, но за 6 лет работы мы всё-таки создали экспериментальный вариант. Там было много недостатков, но и такой перевод мог быть подспорьем для специалиста, не знающего французского. В 1980 г. работа была одобрена комиссией Министерства электротехнической промышленности под руководством заместителя начальника Технического управления Кочеткова.
В мою задачу входило составление морфологического словаря русского языка, точнее — перевод замечательного Грамматического словаря А. А. Зализняка на язык, понятный машине. Ведь словарь Зализняка составлен для человека, машина его не понимает. Необходимо было также пополнение словаря специальной технической терминологией. Тогда и позднее, в «ИППИ» мною было составлено около 130 000 статей. Эта работа отняла у меня много лет жизни, но не могу сказать, что резкая переориентация (с истории русского и других славянских языков на современный язык) была для меня трагедией: строение и загадки современного русского языка всегда меня интересовали.
Чем занимались другие сотрудники Института (ок. 2000 человек), не знаю. Одна из лабораторий изготовила брошюрку о правилах соцсоревнования в электротехнической промышленности. Дисциплина — железная. Вход по пропускам, за 10–15 минут опоздания одного сотрудника вся (!) лаборатория лишалась месячной надбавки (круговая порука). Помню анекдотический случай. Наш сотрудник Коля Перцов опоздал на работу и, почуяв облаву, остановился на входе и, растерянно озираясь, стал спрашивать: «Туда ли я попал? Это — Информэлектро? Не вижу вашего сотрудника Апресяна. У нас назначена деловая встреча». Вызванный Апресян проводил «гостя» в Институт.
Расскажу ещё один забавный случай, связанный с именем Коли Перцова. После Октябрьской революции, после Гражданской войны и разрухи, в России в период НЭПа вдруг, как по мановению волшебной палочки, не стало дефицита. Все остальные 60 лет дефицит не прекращался
Разговор советского покупателя с продавцом:
Вы спросите: «
Дефицит стимулировал словотворчество, появлялись новые слова и новые значения старых слов и словосочетаний:
Впрочем, тут авторство Полякова не бесспорно: слово
Только перестройка помешала тому, чтобы русский язык обогатился новыми словами типа
Институт проблем передачи информации
В октябре 1985 г. сбылась многолетняя мечта изгоев, выброшенных из Академии наук в первой половине 70-х. Наша лингво-математическая группа перешла из «Информэлектро» в Академию, правда не в Институт русского языка, а в ИППИ (Институт проблем передачи информации). В те годы никого не удивляли сокращения штатов, но переход в академический институт целой группы — событие неординарное. Потребовались героические усилия руководителя нашей лаборатории Ю. Д. Апресяна и встречные усилия сотрудников ИППИ — зам. директора Иосифа Абрамовича Овсеевича и руководителя Лаборатории сложных информационных систем Роланда Львовича Добрушина. Сочувственно отнёсся к этой идее и член Президиума Академии Евгений Павлович Велихов. Однако из 10 выделенных нам ставок на последнем этапе согласований осталось — 6! После ожесточённой торговли Апресяну удалось отвоевать ещё 2 ставки, но всё-таки для нас радость перехода была омрачена тем, что коллеги, проработавшие с нами многие годы, — Таня Коровина и Саша Сергеев (я о нём писал выше), не могли перейти с нами и остались в «Информэлектро».