Если мы продолжим эти соображения до печального конца, вывод будет несомненным. Пока человечество безрассудно пребывает в роковой иллюзии биологического триумфа, ничего существенного не изменится. Пока численность сохраняется, и духовная атмосфера сгущается, техники защиты должны постоянно принимать все более жестокий характер.

Цапффе не пытается быть визионером или пророком, но спокойно анализируется приближение катастрофы, и его пессимизм есть ничто иное, как приземленный.

Родившийся в Румынии французский писатель Э. М. Чоран полагал среди своих наивысших достижений то, что он сумел бросить курить, а так же, что не стал отцом. В записках Чорана нигде ни словом не упоминается о том, что соблазнительная мысль об отцовстве когда-либо посещала его. Его строки высмеивают тех, чья плодовитость раздула мир, который он предпочел бы видеть в огне. Чоран, маэстро пессимизма, опубликовал несколько томов философских эссе и афоризмов, неустанно разоблачая то, что он полагал непростительной лживостью Творения. Каждая из обширной коллекции мыслей, составляющих работы Чорана и охотно цитируемых другими авторами, могла бы послужить кратким подтверждением его убежденности в том, что человеческое существование было ошибочным выбором вселенной. «Жизнь», писал он, «есть восстание внутри неорганики, трагический рывок из инертности — одухотворение материи, и, что необходимо отметить особо, разрушаемой страданием». Конечно, это лишь мнение Чорана.

Те, кто чувствует, что обладает свободой воли, иначе говоря — все люди — так же чувствуют, что имеют право обладать собственным мнением обо всем что им заблагорассудится, и по любому поводу, с которым им доведется столкнутся. Такие подобны «верующим во все что угодно», уже упоминаемым здесь, обладающим мнением обо всем, что им кажется истинным. Как нам известно, во все времена важнейшим является мнение о том, что у людей наличествует явная и очевидная причина продолжать существование своей разновидности. Это мнение настолько доминирующе, что обычно рассматривается уже не как мнение, а как факт. В «Жестокость разума: эссе о трагедии и ценности» (2006), George W. Harris выражает это мнение более ясно: «В то время как мы должны признать… что существование людей и животных само по себе трагично, тем не менее еще большей трагедией было бы прекращение этого существования. Мы чувствуем, что нечто окажется безвозвратно потерянным после этого прекращения, и не можем воспринимать подобное чувство иначе, как трагическое». То, что по сравнению с продолжением страдания всех животных и людей, прекращение этого страдания представляется большей трагедией, выдается за непреложный факт. В предположении что «нечто окажется безвозвратно потерянным после этого прекращения», «нечто» так же принимается как данность, в соответствии с которой лучше продолжать, чем ею пренебречь. То, что подобное прекращение существования порождает в нас чувство трагического, к которому нам как-то нужно относиться — это также только частное мнение Харриса, которое он позже, с обезоруживающей искренностью, проецирует на тех, кому посчастливилось жить жизнью, по их мнению, стоящей того, чтобы ее прожить; противоположная альтернатива, которую он именует «апокалиптический вариант», так же принимается как должное.

Нет ничего, чтобы окончательно подтверждало мнение, что человечество должно продолжать свое существование, как нет ничего, чтобы окончательно подтверждало мнение, что человечество должно свое существование прекратить. Вместо универсальных и убедительных доводов по данному вопросу или просто здравого смысла, наличествует давление.

Таким образом, люди, которые придерживаются мнения о том, что человеческая раса должна быть стерта, подвергаются негативному давлению практически всех других людей, пытающихся принудить первых признать свое мнение ошибочным. Повсеместно считается, что идеи антинатализма не имеют ценности в нашем мире, и антинаталисты прекрасно осознают этот факт. В противоположность этому, пронаталисты совершенно не осознают того, что их положительное мнение о продолжении рода человеческого так же не имеет никакой ценности.

Мнение: Стремление к продолжению рода не имеет никакой ценности. Для пронаталистов дети есть самоцель окончания существования, и эта самоцель не имеет никакой ценности. Дети являются финалом существования существующих людей, условием автоматической предубежденности к факту благоприятности существования. Пусть подобные люди полагают, что быть живым — это хорошо, они ничего не потеряют, если попытаются подумать о том, почему в некоторых особых случаях лучшим является несуществование. Эти люди просто молча надеются, что их дети не окажутся в списках особых случаев, ради блага родителей и блага потомства. Для оправдания ценности появления ребенка в настоящем, требуется доказать, что ребенок будет представлять ценность и смысл в будущем, что не представляется возможным ни в какой ситуации, как минимум в отношении того, что пока что еще не существует. Конечно, тут можно возразить, заявив, что ребенок есть ценность и цель сам по себе, и хорош хотя бы поэтому. Подобная точка зрения может отстаиваться до тех пор, пока данный ребенок не состарится и не умрет, или смертельно заболеет, или угодит в дорожную аварию со смертельным исходом. После этого станет невозможным утверждать, что данный финал и являлся той ценностью, которая была хороша сама по себе. Утверждать наверняка можно только одно — что однажды ребенок, девочка или мальчик, подойдет к своему концу, концу самому по себе, который, как обычно об этом говорят, «всегда к лучшему».

Вместо аргументации «за» или «против» на потенциальных производителей оказывается давление с целью формирования у них мнения о существовании множества ценностных стимулов для производства все большего количества нашего вида. Оказываемое давление биологически невыносимо и имеет вид положительного мнения людей, желающих видеть других подобно им одинаково полагающими, что мнение о ценности все большего производства нашего вида является истинным. Некоторые могу оказывать противодействие подобному давлению, и даже могут получать одобрение своим действиям, если плод их союза предположительно может оказаться дефектным.

Среди наименее ценных стимулов к размножению находятся мечты родителей о продолжении рода — эгоистичный импульс отправить собственных эмиссаров в будущее, которые будут способны удостоверить, что их создатели некогда жили и продолжают жить по сию пору, пусть только в виде фотографий или домашних фильмов. Стремлением к еще менее ценностно осмысленным стимулам к размножению является порой неодолимая страсть гордиться своими детьми как потребительскими товарами, безделушками или заколками для галстука, личными аксессуарами, которые можно демонстрировать всему городу. Однако лидирующим среди инструментов давления к размножению является следующий: для формальной интеграции человека в общество, он должен принести обществу кровавую жертву. Как заявляет в своей книге «Лучше не быть (О вреде рождения)» Дэвид Бенатар, у всех родителей руки по локоть в крови, с моральной и этической точек зрения.

Естественно, что средняя пара родителей в состоянии воспринимать не слишком предосудительные, но все же не столь вопиюще лишенные ценности стимулы к размножению. Среди подобных стимулов можно отметить неуклонный ход биологических часов; надежду вкусить легендарные радости родительской доли; желание упрочить отношения с партнером; желание порадовать своих родителей внуками; желание получить страховку, которую потомки скорее всего готовы будут оплатить своим родителям, когда те окажутся у них на содержании; неприятное ощущение вины по причине эгоизма от неисполнения своей роли и долга как человеческого существа; и смущение от патетики, которая обычно направлена на бездетных.^{26}

Вот некоторые из очевидно лишенных ценности мотивов тех, кто оплодотворяет будущее. Все эти мотивы в том или ином смысле являются оказанием давления. Это давление оказывается на людей в течении всей их жизни, и вопиет к освобождению, точно так же как наши внутренности вопиют к освобождению от нарастающего дискомфорта фекальных масс. Есть ли среди нас такие, кто был бы доволен нарастающим дискомфортом фекалий? Поэтому для освобождения от этого давления мы приводим в действие кишечник. Аналогично, очень немногие заводят садик при домике потому, что не могут противиться давлению побуждения не заводить себя садик. Однако есть и такие, кто не в силах противиться нарастающему внутри них побуждению совершить убийство, либо знакомого им человека, либо совершенно незнакомого прохожего. Таким примеров много.

Вся наша жизнь есть освобождение от внутреннего давления, путем, метафорически выражаясь, движения кишечника. Освобождаясь от давления, мы получаем более или менее важные последствия в схемах жизни.

Но причиной всегда является нарастание давления в кишечнике, того или иного вида. В определенном возрасте детей поощряют опорожнять кишечник в принятой манере. В последствии, поощрять других людей за подобные достижения полагается неуместным и освобождение кишечника становится частным делом, хотя мы и продолжаем поощрять самих себя за это. Тем не менее давление продолжает оказывать влияние на нашу жизнь, включая давление, стимулирующее иметь общепринятое мнение, и надлежащее освобождение от подобного важного внутреннего дискомфорта нередко сопровождается поощрениями, поздравлениями, и различными видами ликующих возгласов.

Ничем не отличаясь от других видов на нашей планете, человеческая раса процветает при малейшей к тому возможности, несмотря на отсутствие для этого явных ценностных оснований. Тем не менее, мы не можем рассчитывать на то, что по прошествии сотен или тысяч лет сможем достигнуть хотя бы приблизительного бессмертия, что избавило бы нас от функции слуг собственного вида, чей основной интерес состоит в том, чтобы выживать и размножаться. Давайте также представим, что на этой далекой стадии человеческой эволюции мы полностью осознаем все материальные аспекты вселенной — ее начало, конец, и полностью процесс функционирования. После достижения подобных интеллектуальных высот, нам останется лишь оградить свое сознание от единственного вопроса, на который не может быть получен положительный ответ ни в материалистических, ни в метафизических терминах. Этот вопрос принимает разные формы. Мы уже исследовали одну из форм этого вопроса: «Каков смысл существования?» Герман Тённессен, в своем эссе «Счастье для свиней: философия против психотерапии» (Journal of Existentialism, 1967), приводит иную форму этого вопроса: «О чем все это?» Далее Тённессен объясняет контекст и важность этого вопроса.

Дмитрий (в Братьях Карамазовых) чувствует, что несмотря на то, что этот вопрос кажется абсурдным и бессмысленным, тем не менее он должен задать его, и задать именно так. Сократ рассуждал о том, что неизученной жизнью Человеку не стоит и жить. (Апология Сократа, 38а). Аристотель видел «должную» цель и «должный» предел Человека в правильном осуществлении тех способностей, которые являются уникально человеческими. Общеизвестно, что люди, в отличии от других живых организмов, не оснащены встроенными механизмами автоматического обеспечения своего существования. Человек немедленно погибнет, если он будет реагировать на свое окружение исключительно с точки зрения формы поведения не воспитанной обществом, а биологически унаследованной.

Для того чтобы выжить, человек должен понимать, как действуют различные окружающие его объекты, а, так же, как действует он сам. И место, которое человек занимает в существующей схеме органического творения, подразумевает последовательность операций, при помощи которых он учится использовать свои интеллектуальные способности для открытия такого понимания. По этой причине наиболее человеческим чем любое другое человеческое стремление, является желание узнать о Человеческой цели — или бесцельности, или вреде — во Вселенной, а так же о возможном месте человека и его значении в широчайшем возможном охвате космического устройства. Иными словами, это попытка ответить на вопросы, или, по крайней мере, сформулировать вопросы, любые вопросы, возникающие из предсмертного стона онтологического отчаяния: «О чем все это?» Подобный вопрос зачастую оказывался биологически опасным или даже смертельным для Человека. Интеллектуальная честность и высокие духовные устремления человека к порядку и смыслу ведут его к отвращению к жизни и, как это выразил один экзистенциалист: «Ответу „нет“ дикому, пошлому, гротескному и отвратительному карнавалу на кладбище мира».

Цитата в конце этой выдержки об эссе Тённессена взята из работы Цапффе «О трагическом». Тённессен верил, что «интеллектуальная честность» должна привести «к онтологическому отчаянию», при этом его предпочтением было прожить героическую жизнь с чистыми глазами пессимистического отчаяния — в стиле экзистенциального образа Мигеля де Унамуно, Альбера Камю, William Brashear, Joshua Foa Dienstag, и других — вместо того, чтобы валяться в счастье самообмана человеческих свиней. В принципе представляется возможным провести моральное разграничение между путями отчаянных и путем свиней; но по сути никакой разницы тут нет. И то и другое, есть пачкающее выживание в ЗЛОВЕЩЕ БЕССМЫСЛЕННОМ мире. А выживание для свиней.

Попросим Профессора Никто рассказать о причинах, приближающим наши жизни к своим пределам. Как обычно не чураясь жесткости, вот что говорит он по данному поводу в «Пессимизм и Сверхъестественный ужас — лекция вторая».