Сигрид я ничего не сказал о своих планах. Я сообщил ей лишь, что мы поедем на север. Я поинтересовался у нее, умеет ли она ездить на лошади, она кивнула в ответ. Но была ли она хорошей наездницей, этого я не знал. А проверить, как она держится в седле, возможности не было, потому что лишь пара верных рабов Бурицлава имели право садиться на лошадей.

Спустя двенадцать дней после прибытия Олава выпал первый снег. Его сразу навалило толщиной в кулак, и многие жаловались, что с каждым годом зимы наступают все раньше, но вскоре над Вейтскугом подул теплый ветер, и снег растаял. У меня уже все было готово к побегу. На севере леса я закопал стрелы и шкуры, мешок зерна лошадям и старую парусину, которую собирался использовать в качестве укрытия, если бы мы попали в непогоду. Я попросил Сигрид, чтобы она была наготове, потому что ждал лишь момента, когда Бурицлав отправится на охоту. Я сходил на Пристани и пустил слух, что на другой стороне реки видели диких кабанов, и очень надеялся, что Бурицлав прислушается к ним. У него было достаточно кораблей, чтобы перевезти людей и лошадей через реку, а когда он переберется на другой берег, его не будет несколько дней.

Я решил использовать Вингура как вьючное животное, а потому выкрасть мне предстояло двух лошадей. Я не выбрал ни самых быстрых, ни самых выносливых из них. Лучшие лошади в Вейтскуге принадлежали Вагну, и я не осмеливался их взять. Не хотелось мне воровать и коней Бурицлава, потому что я ошибочно думал, что кража лошади была более серьезным проступком, чем кража рабыни. В итоге выбрал лошадей, которыми пользовались Эйстейн и Токи. Они поймут, думал я. По крайней мере, Эйстейн точно. Я начал хорошо кормить этих трех лошадей. Давал им лучшее сено, по возможности приносил зерно и хлеб. Я каждый вечер чистил им копыта и натирал сбрую и седло жиром. Возможно, то усердие, с которым я готовился к побегу с Сигрид, сделало меня неосторожным. Я должен был знать, что одному оставаться в конюшне неразумно. В тот вечер я рассматривал сбрую, натирал ее жиром и проверял натяжение; если в дороге что-то порвется, мы будем вынуждены идти пешком. Я был так занят приготовлениями, что не заметил человека, стоявшего в дверях, а услышал его, когда он уже шел по конюшне. Казалось, это был призрак, потому что он стоял в темноте, опустив капюшон на лицо. Потом он его снял, и я увидел, что это был Рос. Он поднял бухту троса, и тут ворвались еще шесть человек с палками, которые набросились на меня. Я схватил навоз и швырнул в грудь одному из них, но они меня повалили. Я упал на колени, потом на живот, но они стояли вокруг и били меня, пока не подошел Рос и не попросил перевернуть меня. Когда они это сделали, он поставил свой сапог мне на горло.

– Вы убили моего брата. – Рос плюнул мне в лицо. – Теперь я отомщу!

Рос перекинул трос через балку. Он уже сделал петлю на одном конце и просунул мою голову в нее. Я пытался высвободить голову и крикнуть, но в рот мне вставили кляп и затянули петлю. Меня перевернули на бок, руки связали за спиной, а потом подняли на ноги, двое мужчин потащили меня за веревку и подвесили. Я чувствовал, как затягивается петля на моей шее, я открывал рот и хватал им воздух как выброшенная на сушу рыба.

Но в тот день Росу не удалось осуществить задуманное. Видимо, Один решил, что мне еще рано погибать от руки христианина, когда мне столько всего предстояло сделать. Как во сне я услышал какой-то рев, как будто рычали дикие звери. Я с трудом различил какой-то полуголый силуэт, который бросался на Роса и его людей, размахивал деревянным молотом, бесстрашно нападая на них. Я почувствовал его руки на ногах. Он закинул меня на плечо, но теперь был вынужден стоять на месте, потому что я по-прежнему висел на веревке. Рос и его люди начали бить его палками, но он продолжал стоять, выкрикивая какие-то слова, смысл которых я не понимал. Вскоре я почувствовал, что он начинает шататься подо мной, теряя сознание от ударов палками. Он опускает молот и закрывает лицо руками, а люди Роса продолжают бить, пытаясь опустить его на колени.

Но шум в конюшне услышали, и прибежали дружинники Бурицлава. Двоих прижали к стенкам стойла и закололи, другие смогли убежать через заднюю дверь, пока дружинники опускали меня, помогая высвободиться. Роса никто не видел.

Я провел ночь в доме для рабов. Меня спас Осин, деверь Сигрид. Он был сильно избит, его нос сломан, кожа на лбу рассечена по волосяной линии, а передние зубы выбиты. Мне было очень стыдно, что я так плохо о нем думал.

Сигрид просидела возле меня всю ночь. Лавок вдоль стен в доме для рабов не было, они спали прямо на полу. Но я лежал на хорошей шкуре, укрытый одеялами, а Фенрир устроился у моих ног, так что я совсем не мерз. Сигрид не спросила у меня, кто напал, думаю, она сама догадалась.

Эйстейн пришел с моим оружием и всю ночь провел со мной. Он сидел за общим столом, не спуская глаз с входной двери. Ближе к вечеру заглянул Вагн, постоял, разглядывая меня на полу, выглядел он очень озадаченным, а потом ушел. Когда он вернулся, была глубокая ночь, я почти заснул. Я почувствовал его руку на своем плече, а потом на лбу; он сидел на корточках возле меня. Сигрид лежала с другой стороны от меня, положив мне руку на грудь. Она заснула так, больше не беспокоясь о том, что другие рабы поймут, что она чувствует ко мне.

– Олав у Бурицлава, – сказал тихо Вагн. – Он говорит, что приехал сразу же, как только узнал о нападении. Он клянется найти тех, кто это сделал, и сурово наказать их.

– Нет… – Я потрогал горло: то место, где была веревка, болело, когда я разговаривал. – Он… Он лжет. Тот человек, который был в конюшне… Он друг Олава.

Вагн ничего не сказал. Он мельком взглянул на общий стол, где спал Эйстейн, свесив голову на грудь.

– Я знаю, что ты подготовился к тому, чтобы уехать. Думаю, тебе больше не следует ждать. Отдохни здесь этой ночью, а утром, если сможешь… Поезжай на север, Торстейн. Далеко-далеко отсюда.

Эйстейн положил топорик рядом со мной, Вагн подал его мне в руку, и я схватился за топорище.

– Торстейн, ты был хорошим воином для Йомса. Когда вы уедете, я ее выкуплю.

Помню, что все происходящее напоминало мне сон, но Вагн снова присел на корточки и положил кожаный кошелек мне на грудь. Он поднялся, сделал пару шагов назад, почти растворившись во тьме.

– Уезжай отсюда, Торстейн. Уходи в море. И забирай свою женщину.

Я поискал застежку на кошельке, она находилась внизу. Там был солнечный камень, который дал мне Бьёрн.

Мы выехали в предрассветных сумерках. Я мог бы задержаться на один или два дня, чтобы восстановиться, но Вагн поднял Эйстейна и отправил на Пристани, чтобы он рассказал, что я был сильно побит и ранен и что смогу встать на ноги не раньше чем через несколько дней. Люди Олава точно находились там, среди амбаров, и должны были это услышать, а у нас появлялось дополнительное время, чтобы уехать подальше. Осин отправлялся с нами; после того, как он свободно набросился на дружинников Олава в конюшне, ему было небезопасно оставаться в Вейтскуге, потому что его могли запросто убить, а потому Вагн выкупил и его.