Итак, я убегал. За моей спиной горел Йомсборг, а впереди простирались леса страны вендов. В первые дни после нашего спасения я не помню ничего, кроме ветра, хлеставшего в лицо, и мучительного голода. Сначала мы пошли к Хальвдану Палате, но люди Сигвальди уже побывали там. Хальвдан сидел прислонившись спиной к жертвенному камню, с дырой в животе, как будто они решили, что этот человек, приносящий жертвы, сам был хорошим жертвоприношением. Тела людей валялись по всему двору, не осталось ни одной живой души. Мы отправились дальше в путь, не останавливаясь до самой ночи. Полярная звезда светила слева, и мы брели в темноте вдоль побережья в восточном направлении в сторону страны вендов, потому что надеялись, что Вагн и прочие йомсвикинги, выбиравшиеся по воде, спаслись, и они последуют туда же, чтобы забрать нас. В первую ночь нас было больше сотни, многие были смертельно ранены, и, когда пришел рассвет, мы едва насчитали восемьдесят человек.

Сколько дней мы там проблуждали среди снегов? Я помню ветер, помню, как мы искали укрытие среди песчаных холмов, сбиваясь в кучу, чтобы сохранить тепло. Помню, как стоял и дрожал Вингур и как я накрыл спину бедного животного потертым плащом, хотя не думаю, что это как-то ему помогло. Эйстейн перевязал мою рану и поинтересовался, знаю ли я что-нибудь о Бьёрне. Я мог рассказать ему лишь то, что я оставил его на одном из кораблей, но вот что произошло с ним дальше… Я заплакал там, в снегах, это заставило Фенрира прижаться ко мне еще сильнее. Эйстейн обнял меня за плечи, не сказав ни слова.

Вероятно, вы считаете странным, что йомсвикинг проливал слезы. Но я был не одинок. Мы оплакивали наших друзей, которых потеряли, Йомсборг, а некоторые плакали из-за того, что никак не удавалось остановить кровотечение. Хотя эти люди жили с оружием в руках и храбростью в сердце, и для них уже были накрыты столы в чертогах Вальхаллы, было тяжело ждать часа своей смерти. Легко погибать во время битвы, а вот лежать так, когда бои стихли, невероятно тяжело даже для самого отважного воина.

Мы продолжали идти вдоль берега. На пятый день ветер стих. Голод донимал нас так, что уже начались разговоры, чтобы забить тех пятерых лошадей, что были с нами, что заставило нас с Эйстейном лишь крепче перехватить топоры. Он считал, что не надо было трогать животных, так поступают лишь дикари. Можно было повернуть южнее и пойти на охоту в лесах. Никто не возражал, но никто и не пошел охотиться, и мы продолжали идти вдоль моря, все еще надеясь увидеть наши боевые корабли. Мы нашли несколько сухих древесных обломков, которые удалось наломать, и унесли их с собой. В случае если бы мы увидели корабль, то могли бы разжечь костер. Мы очень надеялись, что таким образом привлечем к себе внимание йомсвикингов, а не Сигвальди с его людьми.

Наступил шестой день. Стало теплее, снег начал таять под лучами солнца, клонившегося к закату. Мы соорудили себе укрытие прямо на берегу, установили несколько копий и палок на склоне, сверху положили наши плащи, напилили веток сосны и накрыли ими мокрый песок. Затем разожгли небольшой костер, чтобы прокалить ножи. Ими мы прижигали наши раны, которые еще не закрылись, ведь те раны, которые не заживали, могли легко воспалиться. У меня до сих пор остался шрам от лезвия ножа Эйстейна на предплечье.

Мы молили Одина и Фрейю, чтобы Вагн как можно быстрее пришел на своих кораблях, чтобы он нас заметил и забрал отсюда. Мы могли бы теперь отправиться на восток, доехать до какого-нибудь города в земле эстов, потому что йомсвикинги не бывали с набегами в тех местах уже несколько десятков лет и там не было могущественного хёвдинга, который мог бы нас прогнать.

В ту ночь мне снилось, что я сплю дома в Йомсборге. Когда я проснулся, было еще темно, я подумал, что если бы я сейчас протянул руку, то дотронулся бы до спины Бьёрна, спящего рядом со мной. Я обратил внимание, что подо мной не было шкур, лишь ветки, я замерз, рана гноилась. Я поднялся. Вингур стоял накрытый плащом. Фенрира я не увидел.

Я нашел его на берегу. Мой маленький трехногий песик стоял у кромки моря, на его лапы набегали волны. Вдали на горизонте виднелся какой-то отсвет, я понял, что, должно быть, скоро рассвет. Фенрир неотрывно смотрел на этот отсвет, я встал рядом с ним и стал вглядываться в море, как он, потом к нам подошел Эйстейн. Он постоял, прищурился и сказал, что ему кажется, что вдали что-то виднеется.

На холме быстро развели костер. Сложили всю древесину, которая у нас была. Мы все собрались внизу. У меня не было с собой лука, но я помню, как сжал замерзшими руками датский топор, готовый дать отпор в случае, если окажется, что мы привлекли внимание врагов.

Сначала мы увидели один корабль. Он выплывал прямо из сумерек, было видно, как гребцы остановились, подняв весла над водой, в нескольких полетах стрелы от берега. Волны развернули судно боком, и мы смогли увидеть гребцов, сидевших на рундуках, и двоих мужчин на носу. Один из них показывал в сторону суши, второй, казалось, держал лук в руках. Потом показался целый ряд боевых кораблей, они находились чуть в отдалении от первого судна.

– Это наши корабли? – спросил кто-то.

– Я узнаю тот, что идет впереди, – проговорил Эйстейн. – Но что, если на борту Сигвальди со своими людьми?

Эта мысль не понравилась йомсвикингам, лежащим рядом со мной. Если это было так, то мы призвали верную смерть. Они доплывут до суши, а мы, уставшие и голодные, не сможем долго оказывать сопротивление.

– Кто там? – раздался вопрос с корабля. Один из стоявших на носу поднял руку над головой и помахал.

Тогда я встал и спустился на берег, держа датский топор в руках, Фенрир бежал следом за мной. Наверху за холмом Эйстейн с другими йомсвикингами кричали мне, чтобы я немедленно вернулся.

Человек на корабле снова прокричал нам:

– Ты на берегу! Откуда ты?

– Из Йомсборга! – Я поднял топор над головой.

– Ты же Торстейн Тормудсон, так ведь?

– Да! Мой брат с вами?