– Я сидел за своим рабочим столом в Эрмитаже. Это было в сорок восьмом году. Ко мне подошла сотрудница и говорит: «У нас подписка. Мы собираем деньги на памятник Ивану Грозному. Вы будете вносить?» А я ей отвечаю:
«На памятник Ивану Грозному – не дам. Вот когда будете собирать на памятник Малюте Скуратову – приходите».
– Мама когда-то жаловалась мне на отца. «Сразу же после женитьбы он уехал в Африку». Я ей говорю: «А как же можно было отказаться от экспедиции?» А она мне говорит: «Дурак».
– В двадцатых годах в одной из бесчисленных анкет был такой вопрос: «Есть ли у вас земля и кто ее обрабатывает?» Павел Лукницкий написал такой ответ: «Есть в цветочном горшке. Обрабатывает ее кошка».
По поводу событий на Ближнем Востоке:
– Раньше все было ясно, были семиты и антисемиты. А теперь все антисемиты – одни против евреев, другие – против арабов.
Лев Николаевич пересказывал мне свой спор с одним ленинградским скульптором.
– Он мне говорит: «Вы, как интеллигентный человек обязаны…» А я ему отвечаю: «Я – человек не интеллигентный. Интеллигентный человек, это человек – слабо образованный и сострадающий народу. Я образован хорошо и народу не сострадаю».
На столе бутылка водки и пироги с грибами. Лев Николаевич поднимает рюмку и чокается со мною.
– Ну, Миша, выпьем за то, чтобы Ира была хорошая. (В его произношении – «Ива была ховошая».)
Сидящая с нами «Ива» (дочь Н. Н. Пунина от первого брака) кривится, Анна Андреевна хмурится. Это происходит в августе 1958 года в Ленинграде, в квартире на улице Красной конницы, где жили Пунины и Ахматова, после того, как их выселили из Фонтанного дома.
Грибов мы набрали в Комарове, домработница по имени «Анна Минна» напекла пирогов. В это время у Льва Николаевича уже была своя комната на самой окраине тогдашнего Ленинграда – в конце Московского проспекта. Про это место Ахматова отзывалась так: – Лева живет на необъятных просторах нашей Родины.
В 1964 году я крестился. Это обстоятельство еще более сблизило меня с Гумилевым. В нем я встретил первого в нашем интеллигентском кругу сознательного христианина. Я помню, как поразила меня его короткая фраза о Господе Иисусе. Он вдруг сказал мне просто и весомо:
– Но мы-то с вами знаем, что Он воскрес.
Много позже я понял, что взгляды его по существу вовсе неправославны. Хотя он-то, Царствие ему небесное, был абсолютно убежден в обратном. Он, например, говорил мне, что определенность в религиозных воззрениях (узость) – признак секты. А Церковь, дескать, на все смотрит шире. Теперь-то я бы ему ответил, что именно в Церкви, то есть в Писании и у Святых отцов все определено и притом весьма категорично. А что же касается до модной теперь «широты взглядов», то ни с какою широтой в «узкие врата», о которых говорит Христос – не пролезешь. Да, что там говорить, сама по себе теория «пассионарности» не могла бы сложиться в голове христианина, качества превозносимых им «пассионариев» – греховны, прямо противоречат евангельским заповедям. Я очень живо вспомнил все это, когда сравнительно недавно прочел у Владислава Ходасевича об отце Льва Николаевича:
«Гумилев не забывал креститься на все церкви, но я редко видел людей, до такой степени не подозревающих о том, что такое религия». Мне волей-неволей придется коснуться темы весьма печальной. В самые последние годы жизни Ахматовой у нее с сыном прекратились всякие отношения. В течение нескольких лет они не виделись вовсе. У них были взаимные претензии, и каждый из них был в свою меру прав. Однако же Льву Николаевичу следовало бы проявлять больше терпимости, учитывая возраст и болезненное состояние матери.
В самом начале 1966 года Лев Николаевич подарил мне свою статью «Монголы XIII в. и «Слово о полку Игореве», опубликованную отделением этнографии географического общества. Там много спорных утверждений, но главная идея, на мой взгляд, верна. «Слово» – отнюдь не произведение одного из участников похода князя Игоря, а сочинение более позднее, призывающее на самом деле к борьбе не с половцами, а другими «погаными» – с татарами. Этой темы мы с Ахматовой коснулись в самом последнем разговоре о ее сыне. Я очередной раз навещал ее в Боткинской больнице. Она знала, что дружба моя с ним продолжается, и спросила:
– Ну, как Лева?
– У него все хорошо, – отвечал я, – между прочим, он датировал «Слово о полку Игореве».
– Ну, вот в это я не верю, – отозвалась Анна Андреевна.