Возможно, из за увиденного сна, а может, ещё из-за того, что Шахрух тогда был самым младшим из сыновей и следовательно, самым любимым, я выделял его среди остальных и все время держал рядом с собою. Однако моя любовь не мешала мне растить его доблестным и отважным, ибо сыну Тимура подобало быть похожим на отца.

От Шейха Умара, моего сына, отправившегося с походом в страну кипчаков регулярно поступали вести, из них мы узнали, что у него имели место две стычки с Тохтамышем, однако исход войны еще не был ясен. В начале второго осеннего месяца от Шейха Умара поступило послание, в котором он просил об оказании ему срочной помощи. Из послания Шейха Умара явствовало, что он попал в трудное положение и, если не оказать ему срочную помощь, он и его войско могут погибнуть. Я решил, что сам отправлюсь выручать Шейха Умара, невзирая на то, что благоприятный сезон для снаряжения войска уже миновал, тем не менее, я не мог оставить его без помощи.

На следующий же день после тех вестей от Шейха Умара, на запад были отправлены отряды по заготовке продовольствия и фуража, и я спешно стал готовить войско для выступления. Все так же не было никаких признаков того, что в ближайшее время могут быть присланы лошади и овцы в качестве выкупа за пленных монголов и всё более становилось ясным, что они попросту тянут время. Тем не менее, я должен был, как обязался, ждать до пятнадцатого дня месяца Акраб (Скорпион), и лишь тогда, если лошадей и овец всё так же не будет, я мог позволить себе казнить их. Вместе с тем, я не мог, покидая Мавераннахр, оставлять в живых Биль-Ургуна и его военачальников, являющихся моими пленниками, так как помимо того, что они заслуживали смерти, не вызывало сомнений, что они воспользуются моим отсутствием для организации заговора и будут плести всякие интриги. С одной стороны, мне не терпелось скорее выступить из Мавераннахра на выручку Шейху Умару, а с другой стороны, я был вынужден проявить терпение и ждать до наступления пятнадцатого дня месяца Акраб (Скорпион).

На рассвете шестнадцатого дня месяца А краб я отправился в путь и на время своего отсутствия назначил своего старшего сына Джахангира править вместо меня страной. Перед этим я велел привести Биль-Ургуна с его свитой, которому сказал: “Сегодня уже шестнадцатый день месяца Акраб, между тем, я давал тебе срок в несколько месяцев, чтобы ты мог собрать и уплатить необходимый выкуп и тем самым обрести свободу. Однако ты лгал, ибо если бы ты и в самом самом деле хотел уплатить свой выкуп, до сего дня в Мавераннахр поступила бы хотя бы часть из обещанных тобою лошадей и овец. Сегодня я отправлюсь в военный поход за пределы своей страны и у меня нет иного выхода, кроме как казнить тебя и твоих приближенных.” Биль-Ургун ответил: “О, великий эмир, молю тебя, сжалься надо мной.” (Однако при этом он не стал просить чтобы я проявил милосердие к его приближенным).

Я сказал: “Ты — кафир, против которого надлежит вести священную войну (кафир-уль-харби) и пришел с войной против мусульман и если бы я не встал на твоём пути, ты бы погубил всех моих подданных-мусульман и разорил бы мою страну и потому, достойным воздаянием тебе будет смерть. Ты не только кафир, против которого следует вести священную войну, но и гнусный лжец, ибо ты замыслил тянуть время, отвлекая меня в надежде обрести какую-либо возможность бежать из плена и возвратиться к себе в Монголию. Я может и воздержался бы проливать кровь врата-кафира, но не вправе отказаться от казни лжеца, а поскольку твои приближенные так же стали соучастниками твоей лжи, они тоже будут казнены.” В тот же миг я велел присутствовавшим при этом палачам отсечь головы Биль-Ургуну и его приближенным, и они незамедлительно обагрили землю их кровью. После этого во главе стотысячного войска я выступил в поход. Дни становились короче, поэтому мы продолжали двигаться некоторое время и после наступления темноты.

Отряды по заготовке продовольствия и фуража, которые я отправил заблаговременно вперед, подготовили все необходимые запасы на всем протяжении нашего пути вплоть до Абескунского (Каспийского) моря, однако они не получали указаний относительно направления дальнейшего пути. Добравшись с войском до Абескунского моря я мог попасть в страну кипчаков, по одному из трех путей: морем, являющемуся самым коротким, однако я не располагал необходимыми для переправы судами, да и не было времени искать и доставать их. Второй путь вёл через южную часть моря и пролегал через страны Гурган, Табаристан и Талиш, в которых проживали горные племена, могущие доставить немало беспокойства моему войску. Там повсеместно преобладали леса, проходить через них пришлось бы с большими трудностями. Третий путь вел в страну кипчаков, огибая Абескунское море с севера, путь, который избрал в свое время мой сын Шейх Умар, но когда он прошел по тому пути была весна, мне же предстояло зимой пройти по нему чтобы достичь страны кипчаков. Перед тем как двигаться далее от берегов Абескунского моря, я отправил отряды по заготовке продовольствия и фуража в северном направлении. Я сказал им, что нет необходимости устраивать склады продовольствия и фуража в местах стоянки войска, ибо оставшуюся часть пути я решил идти развернув войско в боевой порядок и потому у нас не оставалось времени для ночных привалов.

Я велел отрядам по заготовке создать на берегу реки Тархан большой склад продовольствия и фуража с тем, чтобы, достигнув того места, войско могло сделать привал для отдыха в течении нескольких дней и лишь после этого наступать на кипчаков (река Тархан — это река, которую в наши дни называют Волгой и которая впадает в Каспийское море — Марсель Брион).

Отряды по заготовке продовольствия и фуража отправились в путь, а я разбил свое стотысячное войско на десять отрядов по десять тысяч людей в каждом, и двинулся в северном направлении. Пока я двигался вдоль побережья Абескунского моря, началась вторая половина последнего меяца осени и сразу же наступили сильные холода. Двигаясь днем и ночью, мы кормили лошадей “навалэ” (сушеное тесто из клевера), поскольку животные находились в постоянном движении они не столь уж сильно страдали от холода, от которого мы сами испытывали серьезные неудобства. Учитывая, это, я не давал и малейшей передышки своим воинам. В том походе в распоряжении каждого было не более одной запасной лошади и тем не менее, мы продвигались в быстром темпе, а холод не позволял лошадям уставать. В конце концов, мы дошли до берегов реки Тархан, разбили там лагерь и поместили лошадей во временные стойла (я уже рассказывал о том, как они устроены).

Отряды по заготовке, посланные впереди основного войска, ожидали там нашего прибытия. Они заготовили много продовольствия и фуража. Я велел своим военачальникам дать команду воинам, чтобы устраивались на основательный отдых, так как впереди нас ожидал долгий и трудный путь.

Мы провели четыре дня отдыхая на берегу реки Тархан. В результате, наши воины, и в особенности их лошади, полностью восстановили свои силы.

Спустя два дня, я вновь отправил вперед отряды по заготовке продовольствия и фуража, наказав им создать большой склад запасов теперь уже на территории страны кипчаков с тем, чтобы дойдя до цели, мы имели в своем распоряжении достаточно пищи и корма. А через четыре дня я приказал поднимать войско и ранним морозным утром мы двинулись дальше, отрядами по десять тысяч человек. Река Тархан была покрыта льдом и во время перехода через неё часть лошадей скользила, падала, при этом отдельные из них ломали себе ноги. До того дня мне не приходилось переправляться через реку такой ширины, что река Тархан, поэтому я не ведал, что для этого может оказаться необходимым. После той переправы я узнал, что жители тех краев зимой меняют подковы своих лошадей на специального рода подковы, которые не позволяют животным поскользнуться, когда те идут по льду реки или озера.

Один из твердо усвоенным мною уроков состоял в том, что настоящий полководец до конца своей жизни должен учиться, усваивать новый опыт и знать, что никогда не наступит такое время, когда ему не понадобились бы более новые знания и опыт. И хотя до того дня я провел много сражений, брал такие неприступные крепости, как Нишапур, Сабзевар и Исфаган, тем не менее, у меня не было опыта ведения боевых действий в странах с холодным климатом и не знал, что в тех условиях следует соответственно менять подковы у лошадей.

Чтобы поменять подковы двумстам тысячам лошадей нужно было иметь их в количестве не менее восьмисот тысяч штук, причем самых различных размеров, ибо размеры копыт у них неодинаковые. Даже если бы я собрал всех имеющихся в окрестностях кузнецов и ковалей и заставил их работать, все равно не удалось бы в короткий срок подготовить восемьсот тысяч подков нужного качества, чтобы заменить ими подковы, имеющиеся на наших лошадях. Поневоле пришлось довольствоваться тем количеством зимних подков, что удалось достать, ими мы заменили подковы части из лошадей, однако после замены подков я заметил, что обе мои лошади как основная, так и запасная не могут хорошо ходить. Военачальники и воины, коням которых поменяли подковы, так же жаловались на то, что их животные мало чем отличаются от хромых и не могут хорошо ходить. Через это мы получили еще один урок, поняв, что зимние подковы бесполезны для наших лошадей, отличающихся небольшой комплекцией, тонкими лодыжками и более изящными копытами, что они пригодны лишь для лошадей местных пород — крупных, толстоногих и ширококопытных. А наши лошади вели себя настолько неспокойно, что мы вынуждены были удалить с их копыт новые зимние подковы и вновь подковать старыми. Несмотря на трудности, связанные с передвижением лошадей по ледяной поверхности, мы все же вынуждены были расковать тех лошадей, что имели зимние подковы и возвратить их в первоначальное состояние, прибив им старые подковы, чтобы они могли двигаться как прежде. Путь, который мы избрали, вел нас через равнинную степь, иногда по обе стороны дороги виднелись невысокие холмы, гор же вообще не было видно.

Я сознавал, что стоит лошадям остановиться, все погибнут от холода и единственным средством сохранить их живыми, было держать их в постоянном движении. Ноги наших воинов были обмотаны войлоком, чтобы предотвратить обморожение, если бы не это, все они обморозили бы себе ноги и вышли из строя. Несмотря на то, что я раньше никогда не бывал в этой стране и не знал о том, какие меры требовалось соблюдать здесь в зимний период, все же понимал, что войско, совершающее поход в зимних условиях должно иметь кошмы и войлок, и всюду где можно, вдоль берега Абескунского моря и реки Тархан я обеспечивал их заготовку для моих воинов, чтобы не допустить их гибели от холода и обморожения. Я продолжал безостановочно двигаться до первого дня месяца Джади, однако в тот день мороз стал настолько крепким, что я понял — если не сделать остановки, лошади и воины начнут падать и гибнуть, и я потеряю свое войско. По этой причине я приказал сделать привал и соорудить временные стойла, чтобы укрыть лошадей от холода.

Лошади в стойлах, имевших высокие стены и крышу не погибли, однако мы сами изрядно помучились от холода. На второй день месяца Джади начался снегопад, длившийся целых двое суток. Через каждые несколько часов нам приходилось счищать снег с крыш стойла, затем погода прояснилась и наступил такой сильный холод, какого мне в жизни не довелось переносить и о котором до той поры не слыхал. Днем светило солнце, однако оно не грело и мы боясь холода, не могли выйти наружу из своих небольших войлочных шатров. После захода солнца ночная степь оглашалась воем тысяч волков, и мы зимними ночами были вынуждены следить за тем, чтобы голодные звери не пробрались в стойла и не напали на наших лошадей. Если бы заготовительные отряды, которые мы заранее высылали вперед, не создали на всем протяжении нашего пути склады с запасами продовольствия, корма и топлива, мы бы все неминуемо погибли от того страшного холода месяца Джади и от нас бы в той степи ничего кроме костей не осталось. Однако с началом холодов месяца Джади я понял, что и заготовительные отряды вынуждены остановить свое дальнейшее продвижение и что впереди у нас не будет больше складов с продовольствием, кормом и топливом, потому что представлялось сомнительным, что заготовительные отряды в такой смертельный холод смогут продвигаться от одного селения к другому и подготавливать необходимые для войска запасы продовольствия и корма.

Они, подобно нам, наверняка, были вынуждены остановиться в какой-либо местности и выжидать пока пройдет этот невыносимый холод и установится погода помягче, лишь после этого они имели бы возможность двигаться дальше для выполнения своей задачи.

В одну из ночей я услышал некий звук, подобный отдаленным раскатам грома и моим первым впечатлением было, что Тохтамыш вознамерился предпринять против нас ночную атаку, и что тот шум — от движением его войска. Несмотря на то, что возможность нападения Тохтамыша в такой сильный мороз не выглядела вполне вероятной, я все же не терял осторожности — привел нашу стоянку в положение боевого лагеря, расставил вокруг сторожевые посты и, учитывая сильный холод, приказал чаще менять часовых. Истинный полководец никогда не должен допустить чтобы противник застал его врасплох, в противном же случае его постигнет участь Биль-Ургуна, монгольского владыки, побежденного и казненного мною.

Даже в пятидесяти фарсангах от вражеской земли, я не исключал возможности атаки со стороны противника, убеждая себя в той мысли, что враг будучи в состоянии передвигаться столь же стремительно, как это привык делать я сам, может внезапно подобраться и совершить ночное нападение на мое войско. В ту ночь, укутавшись в войлок, я вышел из шатра наружу и стал вслушиваться, пытаясь определить что это за шум. Он был неясным, тот звук, и походил на отдаленные раскаты грома, и я не мог уловить в нем сходства с шумом, которое обычно присуще конному войску, тем более, скачущему по снегу. Выяснилось, что тот же шум слышат так же мои воины и их начальники, подобно мне, отдельные из них выходили из своих шатров и всматривались в небо.

Однако небо было ясным и безоблачным, нигде не виднелось ни одной тучи, чтобы можно было предположить, что это грохочет гром. Сон моих воинов и их начальников был чутким и теперь, особенно после короткого сна и отдыха, я заметил, что все они проснулись, все караульные находятся на своих постах чтобы поднять тревогу как только завидят врага и оповестить о нем остальное войско. Однако тот странный шум вовсе не приближался, чтобы мы могли решить что это враг готовится к ночному нападению на нас и, поскольку не зная природы шума, я не мог принять определенного решения, я приказал отправить несколько небольших отрядов чтобы разведать окрестности. Один из таких отрядов я отправил даже в восточном направлении (т. е. туда, откуда мы сами пришли), поскольку было вполне возможным, что враг мог не полениться и обойти наш лагерь, чтобы напасть со стороны, откуда его вовсе не ожидают. Я велел воинам добраться до источника того звука и выяснить, кто или что его издаёт, — то ли движущееся чужое войско, то ли ещё что-то еще другое.

Когда забрезжил рассвет, возвратился один из посланных мною отрядов и доложил, что причиной шума является не вражеская конница, не гроза, а огромное стадо бегущих рогатых животных (т. е. лосей — диких оленей, которые сегодня водятся лишь в северных районах Европы и Азии, во времена же Тимурленга те животные в изобилии встречались в районах Северного Кавказа, видимо их настолько интенсивно истребляли, что их стада были вынуждены мигрировать на север Европы и Азии, в районы Заполярья — Автор)