«Тревожность, когда он пытается связаться со мной или когда приезжаю в дом моего детства. И еще тревожные мысли о том, что он может так разозлиться, что убьет меня, маму или сестру».
«Зависимость».
«Травматическая связь, пока не оборвала все контакты».
«Эмоциональная незрелость, гиперсексуальность».
«Я не доверяю людям. Мне очень трудно решиться довериться им. Я все еще подозреваю их в том, что они придумают какой-нибудь способ повернуть ситуацию в свою пользу и возложить всю вину на меня, хотя я ни в чем не виновата».
«Моя проблема – удерживать личные границы и уважать собственные потребности. Я отказываюсь от своих потребностей, не учитываю их… потому что меня приучили думать, что мои потребности на самом деле – это просто мои хотелки и что я не могу иметь то, что хочу, и не заслуживаю того, чего хочу. Прошло два года с тех пор, как я решила больше не скрывать пережитое насилие и не защищать обидчика. Теперь я сама делаю свой выбор, руководствуясь собственными потребностями и интересами».
«Все мои длительные отношения так или иначе оказывались неподходящими. Меня мучила тревога, что я останусь одна, и в результате я позволила себе связаться с людьми, которые мне совсем не подходили, просто чтобы не быть одной. Со временем я наделала еще больше серьезных просчетов, и кульминацией этого стали мои последние длительные отношения с мужчиной, который оказался самым настоящим нарциссом и который полностью испортил мою жизнь – в эмоциональном, физическом и финансовом плане. Я прожила с ним девять лет. Последние три года я провела, пытаясь привести себя в норму после него.
Я знаю, что, если бы моя мать была жива, я бы так и барахталась в наших нездоровых отношениях. Я очень любила ее, несмотря на жестокое обращение. К тому же глубоко внутри засело убеждение, что я несу какую-то ответственность за то, чтобы сохранить хотя бы видимость нормальных отношений, и, несмотря на годы психотерапии, я до сих пор борюсь с этим заблуждением. В некотором смысле ее смерть стала для меня большим облегчением. И это тоже вызывает у меня огромное чувство вины и стыда».
«Ночное скрежетание зубами, образование телесного панциря, бессонница, склонность к самоизоляции. Когда мне было 13 лет, я проглотила целую банку аспирина, и после две недели меня подвергали бойкоту. Я прячу деньги и личные вещи из-за боязни, что у меня их отнимут. Я воспитывала своих детей, постоянно испытывая страх, беспокоясь, что их у меня отберут».
«Я всегда жду, что меня отвергнут или бросят, если я огорчу значимого для меня человека».
«Мне очень трудно общаться с людьми. Я ужасно боюсь, что меня отвергнут или бросят. Я слишком склонна угождать людям и питаю к себе очень мало уважения. С 30 до 58 лет меня лечили от биполярного расстройства. Потом я поняла, что у меня комплексное ПТСР, а не биполярное расстройство. Два раза я пыталась покончить с собой. Я поняла, что нарциссическая мать внушила мне желание убить себя, потому что она всегда старалась погубить меня. Мне кажется, что с тех пор, как она дала мне понять, насколько я ущербна и бесполезна, мое эго поверило ей на слово и постаралось разрушить это бесполезное существо, то есть меня. Мне казалось, что лучше никогда не станет и что я навсегда останусь никчемной».
«Хроническое чувство стыда. Я испытываю чувство вины, когда добиваюсь успеха и преуспеваю. Мне кажется, что жизнь наказывает меня за то, что я не общаюсь со своей матерью, что я ее бросила. Я не в состоянии определить, кто я такая или какой я хочу быть и что хочу от жизни. У меня травматическая связь с абьюзивным мужчиной, похожим на моих родителей. У меня был опыт травматической обстановки на работе, который воссоздавал динамику отношений в моей семье, включая буллинг и домогательства, особенно со стороны абьюзивных начальников».
«Всю свою жизнь я встречалась с эмоционально недоступными мужчинами. Мне 55 лет».
«Мне сказали, что я страдаю созависимостью. Я крайне требовательна к себе. Мне всегда казалось, что я недостаточно стройна, недостаточно умна, недостаточно красива для того, чтобы меня любили и обожали “подходящие” люди. Я чувствую себя ужасно неуверенно практически во всем, что делаю в жизни… будь то поиски работы, воспитание собственных детей, общение с людьми. У меня есть отвратительная привычка грызть ногти, которая, как мне кажется, связана с моими комплексами в отношении мужчин. Всю свою жизнь я привлекаю нарциссических мужчин и сама тянусь к ним. К счастью, теперь мой радар отлажен и я могу разглядеть плохих парней на расстоянии мили».
«Когда я оказываюсь в напряженных или конфликтных ситуациях, у меня появляются физиологические симптомы. Начинает колотиться сердце, дрожат руки, возникает одышка, боль в животе. Мозг как будто отключается, и я начинаю плохо соображать».
«Я не хотела слушать моих друзей и доверять им, хотя они не бросили меня и сейчас остаются рядом, несмотря ни на что. У меня ПТСР. Мне назначили медикаментозное лечение от тревожности и депрессии, но я отношусь к этому спокойно. И теперь я знаю, что делать, когда случаются такие дни, которые трудно пережить. Но и этих дней становится меньше. Могу лишь сказать, что я больше не сижу в пещере Платона, следя за тенями настоящей реальности и мечтая стать свободной. Теперь я свободна, жива и живу своей жизнью, но мне было нелегко разорвать рабские цепи, которыми я была прикована к отцу-нарциссу».
Что говорят психологи о нарциссическом насилии в детстве
Я попросила психологов, психотерапевтов и лайф-коучей (инструкторов по личностному росту), которые накопили богатый опыт, работая с взрослыми детьми родителей-нарциссов, поделиться своими знаниями и практическими советами, касающимися наиболее типичных, с их точки зрения, проблем своих клиентов. Вот что они мне рассказали.
Исходя из вашего профессионального опыта, каковы наиболее типичные проблемы (профессиональные, личностные и касающиеся здоровья), которые вы отмечали у взрослых детей токсичных (нарциссических) родителей? Какие советы вы могли бы дать взрослым детям родителей-нарциссов, чтобы помочь им успешно пройти путь исцеления?
Эллисон Хатсон, магистр искусств, лицензированный профессиональный консультант[13]