«Порой я бьюсь головой о стену и думаю покончить со своей жизнью на этой планете. Мне повезло, эти эпизоды случались не так часто. Мой первый токсичный брак был ужасен. У меня была гипертония. Я не могла противостоять реальности в этом браке и старалась смотреть на все через розовые очки».

«Мне 70, и я все еще склонна к сверхнастороженности, перфекционизму и достигаторству. Однако эти качества существенно ослабли после регрессионной терапии и моей внутренней работы над собой».

«Я очень чуткий и сострадательный человек. Возможно, я такая от природы, но я уверена, что эти качества оттачивались моей матерью, чтобы я внимательно следила за ее настроением, менявшимся в течение дня, и знала, что делать, чтобы заслужить ее внимание и одобрение».

«Следую паттерну токсичных отношений с мужчинами. У меня были долгие серьезные отношения, отмеченные болью, страхом и тревогой. Два развода. Травматическая связь и фантазийная, иллюзорная связь. Очень токсичные отношения с отцом и нестабильные отношения с братом. У меня была депрессия и ПТСР, но сейчас симптомы прошли. Я приложила массу усилий, чтобы излечиться от депрессии и тревожности. Я занималась медитацией, йогой и регулярно гуляла со своей обожаемой собакой. Кроме того, я до сих пор посещаю своего понимающего и доброго психолога».

«У меня были тяжелые симптомы ПМС, и только в 26 лет мне поставили этот диагноз. Мне сказали, что шансы преодолеть это состояние весьма невелики, настолько все было плохо. Несколько раз я попадала в больницу по причине депрессии, восемь месяцев провела в психиатрической больнице, так как мне ошибочно поставили диагноз “маниакально-депрессивный психоз”. Кроме того, у меня диагностировали запойный алкоголизм. Я не сомневаюсь в том, что мой ПМС стал результатом сексуального насилия и того, что моя мать отказалась меня спасать, по сути, ей удалось заставить меня молчать больше 30 лет.

Все это также сказалось на моей способности содержать себя и зарабатывать деньги. Я знаю, что в своем деле я профи, но я не смогла превратить это в источник дохода. Большая проблема – моя реакция на людей, которые сердятся или злятся: я замираю и лишаюсь дара речи. После смерти отца я заболела тяжелой формой надпочечниковой усталости. Я знаю, если я хочу сохранить себя, я должна отделиться от семьи, не общаться с ними. Нет слов, чтобы сказать вам, как помогла мне ваша книга».

«Приступы ярости по отношению к детям – вот что заставило меня начать работать над собой. До этого я находилась в состоянии упорного отрицания. Оказалось, что у мужа есть любовница, и я совершенно расклеилась. У меня низкая самооценка и токсичный уровень созависимости».

«Не очень хорошее самочувствие и такое ощущение, будто я беженка в собственной жизни. Несколько десятков лет назад я состояла в очень абьюзивном браке, и мой тогдашний психоаналитик поставил мне диагноз “истерия”, который оказался ошибочным. Он не знал о насилии в браке, и я решила ничего ему не рассказывать из боязни, что он мне не поверит. Ведь я изучала психиатрию и знала, как навешивают на женщин ошибочные ярлыки и манипулируют ими. Годы спустя мне поставили более правильный диагноз “комплексное ПТСР” на основе моего анамнеза – многократные эпизоды насилия и утраты, особенно потеря детей. Диагноз “истерия” был наконец опровергнут, что показывает, насколько недостоверными могут быть заключения психиатров».

«Из-за нарциссического насилия в детстве я подсознательно была готова выбирать нарциссов и строить с ними отношения. У меня были друзья и подруги нарциссического типа и брак с такой же личностью, который продолжался 23 года. Благодаря склонности к перфекционизму, вызванной насилием, а также моей способности направить это качество на достижение здоровья, благополучия и позитивного личностного роста я получила степень магистра наук в области семейной психотерапии, моя специализация – восстановление после нарциссического насилия, восстановление после психологического насилия, восстановление после комплексного ПТСР, а также травмы привязанности, восстановительная терапия травмы и гештальт-терапия».

«Созависимость».

«Панические атаки, спровоцированные такими триггерами, как запах, или место, или цвет рубашки, или тембр мужского голоса, напоминающими моего отца, или недвусмысленным и авторитарным поведением мужчин. Плохой сон. Неспособность долго концентрироваться на чем-либо одном. Телесная дисморфия, навязчивая озабоченность подсчетом потребляемых калорий и режимом физической активности. Нерешительность, особенно в условиях широкого выбора, тревожность по поводу того, что выберу не ту вещь.

У меня диагностировали тревожность и паническое расстройство, я принимаю лекарства, чтобы справиться с этим. Я старшая в семье. Моя средняя сестра была козлом отпущения, а младший брат считался золотым ребенком. Я ужасно боялась мужчин, но в то же время испытывала неутолимую потребность в их внимании. Я думала, что не смогу добиться любви без хорошего секса, поэтому стала настоящим профи в этом деле. И я никогда не верила тем, кто говорил мне комплименты по поводу других черт моего характера.

До сих пор все, с кем я поддерживала отношения, включая нескольких начальников и многочисленных родственников (дядей и кузенов), подпадали под описание злокачественных нарциссических личностей, социопатов. Сейчас мне 48 лет, и я только что вырвалась из последних нарциссических отношений. События так совпали, что после этого я попала к опытному и разбирающемуся в этих вещах психологу. С его помощью и с помощью таких книг, как ваша, и сообщества переживших подобную травму я наконец стала горячим сторонником заботы о себе и учусь применять на практике радикальную любовь к самой себе».

«Я состояла в отношениях с эмоциональным психопатом целых два года, и я убеждена, что повелась на это только из-за своей детской травмы».

«Я слишком сострадательна. Слишком склонна к всепрощению. Слишком щедра. Слишком стремлюсь понять людей. Слишком толерантна».

«Неспособность мотивировать себя. Мне кажется, что я непременно потерплю неудачу. У меня диагностировали волчанку, якобы вызванную острым стрессом. В юности мои симптомы игнорировали, считали, что я чрезмерно бурно реагирую на все и что они придуманы моей скрытной нарциссической матерью. Ее “оскорбляло” то, что я могу болеть, потому что это выставляло ее в невыгодном свете. Она была медсестрой. И я продолжала игнорировать свои симптомы в течение следующих 20 лет, пока мне наконец не поставили верный диагноз.

Я с опаской отношусь к людям, которые добры ко мне. Но с другой стороны, я излишне склонна делиться личным. Мои эмоции противоречивы. Мне кажется, что любовь всегда чем-то обусловлена. Мне бывает трудно определить свои эмоции. Мне трудно контролировать эмоции. Я постоянно пересматриваю и меняю свои решения, что часто приводит к полному бездействию. Я стараюсь определиться с тем, что мне нравится и что мне нужно. Я склонна продолжать и дальше руководствоваться решениями других. Мне кажется, что мои потребности и чувства ничего не значат или что они неправильные».

«С каждым днем мне становится лучше, спасибо таким людям, как вы».

«Я до сих пор борюсь с генерализованным тревожным расстройством и навязчивыми мыслями и чувством вины. Я думаю о том, что сделала неправильно и как это исправить, хотя и знаю, что ничего плохого не сделала».

«Я ставлю потребности других выше своих. Я всегда соглашалась со всем, что говорит мой муж, так как я должна была ему угождать. Я нуждалась в том, чтобы быть любимой. Но оба мужа были похожи на нее. Теперь я учусь любить саму себя. Я завожу новые хобби. Теперь, когда моему младшему исполнилось 18, я не поддерживаю контакты со своим бывшим мужем. Это замечательно. Я пережила жестокое обращение и теперь работаю над собой. Мне очень нравится быть одной. Мне 46. Я вытерпела нарциссическую мать, сестру, двух мужей и сына. Я осталась со своим младшим сыном, которому свойственна эмпатия и который очень похож на меня. Сейчас я заново выстраиваю свой внутренний круг общения. Это тяжело, так как я с трудом доверяюсь людям. Я усвоила, что нужно полагаться только на себя и ни на кого другого. Поначалу было совсем невесело, но теперь я чувствую, что это придает мне силы и уверенность в себе».