Лежит под Океаном Нетленная страна. А древле, за туманом, Над темным Океаном, Незримая, она, Как остров сокровенный Колдуньи Калипсо, Цвела в красе надменной; И мимо сокровенной Катилось колесо ............. Что рдеет подо мглами? Вы сердце той земли Похитили, и пламя, Окутанное мглами, За море унесли. И розой этот пламень Вселенной с неба дан; А остров, мертвый камень, Отдав небесный пламень, Нисходит в Океан[229].

Великолепны в стихах «Cor ardens» были и звукопись, и цвет, и обилие света с его поистине державинской, огненной мощью, как, например, в «Духовом дне»:

Как улей медных пчел, Гудят колокола, Как будто низошел На верные чела В соборном сонме Дух, И каждый грезит вслух, И ранний небосвод Льет медь и топит мед… То Духов день, день огневой, Пылает над Москвой![230]

«Cor ardens» и в самом деле стала «пламенеющим сердцем» всей творческой биографии Вяч. Иванова, ее кульминацией, «контрапунктом». Внутри книги были хорошо видны и сущностные изменения, произошедшие с поэтом за эти годы под воздействием пережитой скорби. Как писал С. С. Аверинцев: «Мир первого тома “Cor ardens” – это тот самый двусмысленный мир, с которым прощается Ахматова в “Поэме без героя”. Но ведь и Вячеслав Иванов по-своему ушел из него.

Уже второй том “Cor ardens” человечнее, самоуглубленнее, сосредоточеннее: он в значительной своей части связан с воспоминанием об умершей Лидии. Сквозной символ “пламенеющего сердца”, вызывающий в воображении католическую эмблематику эпохи барокко, становится наконец чуть менее “солнечным” и более “сердечным”»[231].

Особняком в книге стояла поэма «Солнцев перстень», написанная в 1911 году. У Блока в дневнике есть запись: «Вячеслав читал замечательную сказку “Солнце в перстне”»[232]. В поэме тесно переплелись античная, древнеегипетская и славянская мифологии с их видением безмерности и одновременно гармонической стройности и красоты космоса. В основе лежал фольклорный мотив ежедневно повторяющегося рождения и смерти солнца, а кроме того – образ подземного солнца-двойника. Недаром и размером своим – четырехстопным хореем, и сказочно-поэтической речью «Солнцев перстень» так явственно перекликался с «Коньком-Горбунком»:

Стань на край, где плещет море, Оглянися на просторе: Солнце ясное зашло, Зори красные зажгло; Справа месяц тонкорогий. Топни по мели отлогой, Влажной галькой веки тронь, Гикни: «Гей ты, птица-конь, Огнегривый, ветроногий! Мчи меня прямой дорогой Меж двух крыльев, на хребте, К заповедной той черте, Где небес дуга с землею Золотой свита шлеею, Где сошелся клином свет, — Ничего за тыном нет. В царской, бают, там палате, Что ни вечер, солнце, в злате, В яхонтах и в янтаре, Умирает на костре. В ночь другое ль народится, Аль, ожив, помолодится, Заиграет на юру, Что сгорело ввечеру?[233]

Мандельштам был отчасти прав, когда называл Вяч. Иванова «самым темным поэтом». Стихи его понимали немногие. Слишком глубоки и сложны были их культурные коды. Лидия Иванова вспоминала в своей книге, посвященной отцу, такой забавный эпизод. Однажды кадетский корпус, где учился ее сводный брат Константин Шварсалон, посетил великий князь Константин Константинович, известный поэт, писавший под псевдонимом «К. Р.». Между юным кадетом и его августейшим тезкой состоялся такой диалог:

«– Шварсалон, поэт Вячеслав Иванов твой отчим?

– Так точно, Ваше Императорское Высочество.

– Ты читал его произведения?

– Так точно, Ваше Императорское Высочество.

– И понял их?

– Так точно, Ваше Императорское Высочество.

– Ну, значит, ты умнее меня, я ничего не понял»[234].

В 1912 году в издательстве «Оры» вышла и другая книга лирики Вяч. Иванова – «Нежная тайна». Все ее стихи были написаны летом того же года в Савое. А еще прежде, весной, Вячеслав и Вера решили пожениться. Лидия Иванова вспоминала об этом так: «Наступает весна 1912 года. Мне скоро минет 16 лет. И вдруг Вячеслав ко мне обращается и приглашает к себе в комнату на башню, чтобы со мной поговорить… Я опять сажусь в важное черное кресло и слышу невероятные вещи.

Вячеслав и Вера любят друг друга и решили соединить свою судьбу и всю жизнь. Это не есть измена маме. Для Вячеслава Вера есть продолжение мамы, как бы дар, который ему посылает мама. Будет ребенок. А ребенок всегда создает новую жизнь, новый свет.

Принимаю ли я то, что Вячеслав мне говорит? Если да, я буду с ними. Если для меня это неприемлемо, мне будет устроена самостоятельная жизнь…

Минута была острой… Сердце исполнилось любовью, и я решила:

– Я с вами.

Вячеслав сказал:

– Что бы ни случилось дальше в нашей жизни, я этого момента не забуду»[235].

В петербургской богеме по поводу брака Вяч. Иванова и Веры начали распространяться чудовищно непристойные сплетни. Вскоре стал известен и их источник.