— Мне еще все сведения не доложили, — пожал крепкими плечами Павликов. — Подсчитывают. А по мне, капитан, так правильнее было бы с помощью ваших танков, пока еще есть возможность, прорываться назад мимо этого гребанного села. И чем быстрее — тем лучше. Вы ведь можете тросами вытащить наши уцелевшие грузовики обратно на дорогу? Погрузимся — и вперед!
— Товарищ майор, вы меня плохо слышали? Из штаба бригады поступил приказ: держать оборону именно здесь. Не отступать. Если вы собираетесь это саботировать — я отстраню вас от командования. Ваш батальон придан мне, хоть вы и старше по званию, а не наоборот. И спрячьте, наконец, в кобуру ваш пистолет! Еще раните кого. Займитесь в первую очередь организацией круговой обороны, а разносы подчиненным будете устраивать в оставшееся свободным время. Закапывайтесь поглубже в землю, пока немцы нам передышку дали. Пришлете ко мне связного с рапортом, где будут ваши письменные ответы на все мои только что поставленные вопросы. Выполняйте.
Тридцатьчетверки пострадали тоже. Причем, больше всего досталось третьему взводу сержанта Забавы, против которого у немцев были совсем, вроде бы, несерьезные устаревшие 37-мм чешские пушки. Машине Матусевича случайно угодивший прямо в узкую щель между приплюснутой башней и корпусом и рванувший снаряд заклинил под конец боя своим крупным осколком поворот этой самой башни. И теперь Телевной на пару с мехводом выбивали с помощью зубила, кувалды и растакой-то матери эту досадную помеху. А танку самого Забавы досталось еще больше: ему основательно разворотили правую гусеницу и ленивец. И если с запасными траками и пальцами проблем не было, то запасные ленивцы они с собой не возили. Можно было бы снять, если он не поврежден, таковой с подбитого дозорного танка, обгорело замершего впереди на шоссе. Но заниматься разборкой на виду у немцев — самоубийственно. Пришлось пока что превращать замерший танк в неподвижную огневую точку. Что ж поделаешь?
Неожиданно на дальней, скрытой за поворотом, околице села нешуточно разгорелась стрельба: уже вполне узнаваемо застучали чешские пушки, зачастили пулеметы с автоматами, беспорядочно затрещали винтовки. Иванов, придерживая висящий на плече вороненый автомат, побежал к танкам Забавы, прикрывающим то направление. Оба танка по-прежнему молчали, очевидно, не видя для себя целей.
— Что там? — спросил Иванов у выглядывающего из своего люка старшего сержанта, прижавшего бинокль к глазам.
— Радиограмму получили, товарищ командир, — не отрывая глаз от окуляров, доложил Забава, — наши к селу подходят. Мотострелковый полк на автомобилях. Я их еще не вижу, но, так понимаю, они по шоссе вдоль села двинулись, а эти немцы им во фланг из села и стукнули. Ну, и завертелось.
— Ясно, — сказал Иванов, — передай экипажам от моего имени: двум танка второй роты оставаться на занимаемых позициях, а остальным трем, включая мой экипаж, спешно посадить на броню десант и возвращаться в сторону села, где я их жду возле твоей машины.
Пока танки сосредотачивались, экипажу Матусевича удалось выбить злосчастный осколок из-под башни. Находившиеся во время боя неподалеку автоматчики, цепляясь за скобы, быстро расселись на своих привычных местах на броне. Выплюнув сизый вонючий клуб, привычно заурчал на холостых оборотах мощный дизель.
Оставив на этом направлении только обездвиженную машину Забавы, Иванов повел собравшиеся возле шоссе четыре танка по еще не тронутому боем раскисшему от дождя полю к северу от дороги, охватывая занятое немцами село с его западной стороны. Зарядивший предварительно пушку бронебойным снарядом Голощапов связался по рации с идущей им на встречу стрелковой подмогой и поставил в известность о намерениях своего комбата: не хватало еще получить под гусеницу связку гранат от своих.
Отойдя от шоссе с полкилометра, танки Иванова развернулись в редкую цепочку и поползли, отбрасывая комья липкой грязи, на притаившегося где-то в селе врага. Немцы поначалу молчали, но когда тридцатьчетверки подползли ближе, им на встречу стукнули из-за хат и еще не увядших зеленых насаждений несерьезным для их лобовой брони калибром взятые на германскую службу «чехи». Стукнули и сами себя обнаружили. Ответным огнем да с небольшой дистанции клепанные тонкобронные коробки поражались буквально с одного снаряда, как фанерные.
Когда советские танки заползли на окраинные огороды, они на минутку остановились; дружно сбросили десант; бахнули, больше для устрашения, по паре раз осколочно-фугасными гранатами со снятыми колпачками куда-то вглубь и уже медленно, чтобы не отставала увязающая сапогами в липком перепаханном на зиму грунте пехота, поползли во дворы, спокойно подминая своими широкими многотонными тушами плетни, заборы, тонкие плодовые деревья, ухоженные кусты и легкие хозяйственные постройки.
Немцы особого сопротивления здесь не оказывали — предпочитали отступать. Редкие очаги опорных пунктов, занятых пехотой, гасились прицельной стрельбой танковых пушек с коротких остановок. Уцелевшие после близкого разрыва фашисты, здраво не надеявшиеся остановить гранатой или бутылкой с бензином русских монстров, сопровождаемых с тыла собственными автоматчиками, предпочитали «делать ноги», не всегда успев прихватить свои скорострельные пулеметы.
Машина комбата, наступавшая по центру, вырвалась вперед, мехвод Коля Гурин напряженно вглядывался в смотровые приборы, ловко управляясь с рычагами и педалями. Проломившись через очередной забор и заросли аккуратно подстриженных кустов, он неожиданно вывел тридцатьчетверку на замощенную булыжником широкую улицу. Крутивший во все стороны своим панорамным прицелом Иванов вовремя заметил справа приткнувшуюся возле каменного соседнего дома серую коробку вражеского танка. Танк, видимый со стороны кормы, ненадолго окутываясь спереди легким дымком, посылал снаряды куда-то в сторону шедшего вдоль деревеньки шоссе, по которому и подходила долгожданная подмога.
— Стоп! — рявкнул Иванов. — Коля, машину на плюс девяносто. Гена, плюс пять. Перед домом. Танк. Триста. Бронебойным.
Пока Гурин поворачивал послушную его движениям тяжелую машину, задействуя сразу обе гусеницы в противоположных направлениях, направо; Голощапов споро заменил осколочно-фугасный выстрел в стволе на бронебойно-трассирующий; а Минько чуть довернул, градусов на пять, электроприводом башню в том же направлении и прильнул к окуляру оптического прицела. Выкрашенная в мышиный цвет узкая, по сравнению с тридцатьчетверкой, корма фашистского танка вползла в поле зрения оптики. Мехвод остановил машину прямо вдоль мостовой, а наводчик вручную подвел перекрестье к, можно сказать, беззащитному перед мощью длинноствольной трехдюймовой пушки клепаному заду и нажал на спуск. Одного советского снаряда «чеху» хватило за глаза, чтобы рвануло ярким бензиновым клубом огня его моторное отделение. Взрывной волной мгновенно выдавило тонкую броневую перегородку в боевую рубку, дав дорогу пламени и не оставив ни малейшего шанса на спасение четырем невезучим членам экипажа.
Пока Минько разбирался с замеченным танком, Иванов, рыская по сторонам перископом, обнаружил через дорогу, метров на тридцать дальше, чем первый, еще один или танк, или пушку. Саму цель рассмотреть не удавалось: просто среди зелени деревьев периодически выплескивался узкий язык пламени в направлении шоссе, быстро рассеивающийся белым дымком. Капитан совместил визир своей панорамы с намеченной точкой, нажал на кнопку прибора, поворачивающего башню в выбранном направлении, и одновременно крикнул в переговорное устройство:
— Минус тридцать. Справа от сарая. За деревьями. Танк или пушка. Триста двадцать. Наводить левее вспышки. Два снаряда.
Второй снаряд не понадобился. Над низкими густыми деревьями на гребне оранжевого взрыва, увенчанного серыми клубами дыма, подпрыгнула, крутя по сторонам короткой пушкой, угловатая башня. Еще один готов. Справа, опрокинув дощаной забор, вынеслась на улицу тридцатьчетверка, судя по номеру на башне, Матусевича; перебралась, скрежеща траками по булыжникам, через замощенную дорогу; бахнула осколочной гранатой куда-то вглубь деревеньки и тоже повернулась в сторону шоссе. Следом показались приставленные к ней автоматчики; останавливаясь или приседая на колено, дали по нескольку коротких очередей; получив в ответ с чердака соседнего дома длинную трассирующую пулеметную строчку, привычно попадали на землю. Их танк медленно повернул в башню и одним удачным выстрелом разметал к такой-то матери всю крытую рыжей черепицей крышу вместе с засевшими под ней гансами и печной трубой.
Когда на дорогу выбрались оставшиеся Т-34, кроме одного, неудачно провалившегося левой гусеницей сквозь хлипкое перекрытие погреба, Иванов приказал развернуться в линию с интервалом между машинами в полсотни метров поперечно замощенной дороге и двигаться в сторону шоссе на соединение с подходящими с той стороны стрелками. Себе капитан оставил улицу: должно же у командира быть хоть какое-то преимущество перед подчиненными. Он приказал Гурину медленно ехать по правой обочине, а всем остальным внимательно озираться по сторонам.
— Плюс 80 полный двор грузовиков! — первым заметил противника в свой перископ Голощапов. Солдат не видно.