Помощь не приползла, а прилетела. Не очень значительная — всего лишь два штурмовика, но и она навела достаточного шороху на уже подбирающиеся почти к самому хутору панцеры. Снизившиеся «илы» в один заход освободились от 50-кг бомб во всех своих бомбоотсеках и ушли на вираж. После того, как среди наступающих немецких танков выросли и опали, оставив после себя взметенную в воздух пыль и дым, смертоносные кусты разрывов, один танк загорелся, а еще два получили повреждения ходовой части и на время обездвижили. Быстро вернувшиеся штурмовики со второго захода дали по залпу всеми своими эрэсами — еще один танк пыхнул ярким пламенем, а второй распустил свою гусеницу, не доехав до начала хутора каких-то двести метров.

Противопоставить самолетам немцы могли только ручные пулеметы пехоты, совершенно безвредные для светло-голубых бронированных брюх «летающих танков». «Ханомаги» со станковыми МГ и несколькими автоматическими 20-мм зенитками остались, опасаясь грозного и не пробиваемого русского монстра, дальше в поле и метко отражать воздушный налет на панцеры были совершенно не состоянии.

Третий заход штурмовиков — заработали крыльевые пушки — две пары огненных строчек пунктирами прошлись по фашистским порядкам, норовя продырявить относительно тонкие крыши башен и моторных отделений — еще один танк вермахта остановился, так и не добравшись до вожделенного хутора. Четвертый и пятый заходы, пулеметами винтовочного калибра, пришлись по пехоте, подбирающейся к раненной тридцатьчетверке — немцы залегли.

Покачав на прощание краснозвездными, продырявленными пулями крыльями, «илы» взяли было курс обратно, но неожиданно для немцев круто развернулись, буквально на пятачке и налетели хищными огромными птицами на снова поднявшуюся в рост германскую пехоту. Уже не стреляя, они снизились не то, что до бреющего, а буквально на высоту пары метров над землей и прошлись, перепугав до мокрых подштанников, чуть ли не по железным головам не успевших снова распластаться на спасительной земле немцев. Младшие офицеры ни криками, ни выстрелами не смогли остановить своих бросившихся в рассыпную бравых вояк. В Западной Европе с ними так не воевали — эти иваны просто сумасшедшие.

Штурмовики, полностью израсходовав свой разнообразный боезапас (не считая патронных лент к оборонительному, обращенному назад березину, все-таки улетели. По всей видимости, у них подходило к концу и топливо. Уцелевшие германские танки снова поползли по склону холма к хутору, а с грехом пополам пришедшая в себя пехота стала окружать замерший полуразутый русский танк. Щирый, сколько мог, вращал из стороны в сторону башню, норовя если и не подстрелить из спаренного с пушкой пулемета, как можно больше врагов, то хотя бы заставить их почаще падать на землю и, как можно дольше, не давать им приблизиться вплотную. Никитин, перебравшись на залитое кровью место заряжающего, менял опустевшие диски с патронами и периодически пытался связаться по рации со своим командиром или любой советской частью, находящейся поблизости. Со связью ничего не получалось — шальным осколком им буквально под корень срезало штыревую антенну, но танкисты об этом не знали.

Прошло время, и немцы, оставив лежать на земле некоторое количество своих убитых и раненных товарищей, все же смогли вплотную приблизиться к танку; несколько человек взобрались наверх и накинули свои развернутые маскировочные накидки на смотровые приборы башни и механика водителя. Их товарищи, осмелев от слепоты, поразившей русское толстокожее чудовище, поднялись во весь рост и, уже ничего не опасаясь, подошли, громко перекликаясь, вплотную. Но внезапно вроде бы обездвиженное и ослепленное чудовище ожило: злобно взревел урчащий до этого на холостых оборотах дизель, сизо и удушливо пыхнуло сгоревшей соляркой, хищно залязгали траки правой уцелевшей гусеницы, и танк бешено завертелся вокруг голо стоящих на грунте опорных обрезиненных катков левой стороны. Одновременно его накрытая пятнистыми накидками башня, вращаемая электродвигателем, ринулась в противоположную сторону, сметая длинноствольной пушкой с моторного отделения и надгусеничных полок не сразу успевших спрыгнуть на землю врагов.

Те же, кто успел спрыгнуть вовремя, не дожидаясь удара толстым стальным бревном, вместе со своими товарищами, недальновидно подошедшими вплотную, кроваво размазывались по грунту широкими траками или падали под долгой, на весь диск, очередью ожившего ДТ. Мехвод Петька по собственному почину, чтобы немцы не скучали от однообразия, внезапно остановив тяжелую машину, включил заднюю скорость, и смертельная карусель понеслась в обратную сторону — уцелевшие фашисты отбежали подальше и залегли, дожидаясь, когда взбесившиеся русские угомонятся — ну, не вечно же они так упрямо будут игнорировать свое безвыходное положение — когда-нибудь у них все-таки закончатся и топливо, и пулеметные патроны, как это уже произошло со снарядами.

И танк действительно остановился, и его пулемет замолк, но двигатель по-прежнему продолжал опасно рокотать на холостых оборотах. Не желающая геройски гибнуть (когда можно и выжить) во славу Рейха пехота запросила помощи у своих панцеров. К раненной тридцатьчетверке без опаски поползла по полю «четверка» с короткоствольной пушкой. Когда германский панцер остановился для верного выстрела в правый еще целый борт на расстоянии в две сотни метров, советский танк с прозревшими смотровыми приборами внезапно крутнулся и подставил немцу свой уже освобожденный от разорванной гусеницы левый. Немец в догонялки решил не играть и позвал по рации камрада.

Время шло, все больше работая на русских. Еще одна «четверка», вместо того, чтобы ползти по склону холма вверх на хутор, повернула вправо, безбоязненно объехала безоружный и полуразутый, уже ей совершенно не страшный русский танк и остановилась с другого бока. Хоть это теперь и было бесполезно, но Никитин все равно приказал Петьке покрутиться, желая как можно дольше оттягивать окончательную погибель. Панцеры, приблизившись уже на полсотни метров, вразброд стреляли, норовя разметать вторую гусеницу или оторвать катки; тридцатьчетверка упрямо крутилась, резко меняя направление движения. Но все-таки немцы своего добились — русский танк замер окончательно. Кроме того, немцам посчастливилось заклинить случайным крупным осколком башню — спаренный пулемет теперь мог стрелять лишь в минимальном горизонтальном секторе.

В принципе, немцы теперь вполне могли бы спокойно, ничего не опасаясь, подойти, плеснуть из канистры бензинчику на решетку моторного отделения и поджечь, но майору Вайцману после сегодняшних ошеломительных потерь от одного единственного русского танка, хотелось, в качестве хоть какого-то оправдания перед собственным командованием, захватить этого пока еще неизвестного вермахту монстра более-менее неповрежденным. И к танку вместо поджигателей пошел кое-как разговаривающий на русском языке пехотный обер-лейтенант с белым флагом из не очень белого носового платка в руке.

Никитина парламентер вместо поджигателей или подрывников тоже вполне устраивал и он, открыв свой люк и высунув голову наружу, с удовольствием принялся тянуть время. Пока они, коверкая чужие и собственные языки, так общались, наверху, на хуторе, куда уже почти доползли первые германские танки, произошли перемены: с юга на всех парах первыми примчались на помощь недавно появившиеся в войсках легковые полноприводные ГАЗ-65. Двенадцать машин с десантом из трех человек плюс к водителю в каждом. Вооружение десанта было нестандартным и пока все еще секретным (ручные реактивные гранатометы с бронепрожигающими зарядами). На их использование для удержания никому до сей поры неизвестного хутора до подхода более медленно движущихся танков и артиллерии дал разрешение лично командир бригады.

Поредевшее стрелковое отделение сержанта Семовских, уже приготовившееся со связками гранат в руках останавливать упрямо прущую на хутор вражескую бронетехнику и, естественно, геройски пасть под ее гусеницами, сперва неописуемо обрадовалось прикатившим газикам, посчитав их за головной дозор уже входящего в хутор более значимого подкрепления, но потом чуть не пало духом, поняв, что на ближайшее время кроме серьезнолицых бойцов с непонятными, метровой длины трубами и ручными пулеметами никого больше и не ожидается. Капитан, возглавлявший этот странный отряд, приказал бойцам Семовских отойти немного назад, во избежание гибели от вполне ожидаемого ответного огня фашистов и вместо связок гранат лучше приготовить стрелковое оружие на случай вполне возможной пехотной атаки врага.

И уже очень скоро десантники Семовских с настороженным любопытством наблюдали издали, как навстречу почти заползшим наверх панцерам из кустов и из-за деревьев внезапно рванулись огненно-дымные стрелы, летевшие явно медленнее знакомых трассеров бронебойных снарядов. Результат их скорее не впечатлил, а озадачил: большая часть получивших огненную стрелу в лоб или борт танков после небольшой вспышки на броне не взрывалась и не загоралась; машины просто замирали, причем их экипажи почему-то не спешили распахнуть створки своих многочисленных люков и как можно скорее ретироваться из подбитых машин. Второй растянувшийся по времени залп — и снова очередные обездвиженные танки. Правда, теперь уже из нескольких подстреленных машин все-таки проросли наружу языки все разрастающегося жадного пламени.

Уцелевшие панцеры не выдержали и стали разворачиваться, оставляя башни направленными в сторону хутора и открывая совершенно бестолковую пальбу бронебойными снарядами по местам, откуда вылетели смертоносные трассы. Но гранатометчики, стрельнув по паре раз, моментально сменили позиции, догадливо ожидая ответа и вовсе не желая под него попадать. По просьбе отступающих танкистов, не очень понимая, где находятся цели, по краю хутора ударили германские тяжелые минометы, глубже необходимого вспахивая огороды, выкорчевывая плодовые насаждения и изредка разрушая хозяйственные постройки и жилые дома. Гранатометчики, больше не имея целей в небольших пределах действия своего оружия, оставив на краю хутора лишь только двух замаскировавшихся наблюдателей, отбежали вглубь и по возможности залегли, подыскав себе подходящие укрытия.

Отступившие немецкие танки сгрудились на поле внизу холма и подождали, пока к ним не присоединилась погрузившаяся в свои полугусеничные бронетранспортеры пехота. Майор Вайцман вдобавок к лобовой атаке решил одновременно ударить по хутору и с левого фланга; для чего отправил восемь танков в сопровождении четырех «ханомагов» в том направлении. Гранатометчикам из-за этого тоже пришлось разделиться: половина, заскочив в свои газики, помчалась занимать позиции на пути обходящей их группировки, а остальные вместе с бойцами Семовских стали выдвигаться для новой встречи с фашистами на прежнее место.

Что красноармейцев не радовало, так это дружно высыпавшаяся на поле из угловатых полугусеничных коробок многочисленная пехота. Если их подпустить близко — просто затопчут количеством. Опять ударили тяжелые немецкие минометы — от близкого разрыва случайной мины погибли гранатометчик и его напарник, обвешанный брезентовыми сумками с зарядами.

Совершенно неожиданно для всех по небольшой германской механизированной группе, бодро наступавшей на левом фланге и еще не успевшей достичь хутора, с опушки леса, в полутора километрах от них ограничивавшего поле, слитно ударили непонятно откуда здесь появившиеся пушки. Огненные трассы бронебойных снарядов, где прошли мимо, а где и метко вонзились в относительно тонкую броню серых бортов и башен. В бой вступил подоспевший дивизион 76,2-мм пушек ЗИС-3, прибывший на гужевой тяге. Дивизион был советский, а сопровождающие его два уланских эскадрона — польскими; все входили в состав конно-механизированной дивизии генерал-майора Горбатова, вошедшей в прорыв следом за танковым корпусом Катукова и прикрывавшей его правый фланг, окружая при этом германские силы в Сувалкском выступе с юго-запада. Лесными тропами, непроходимыми для техники, артиллеристы и кавалеристы успешно срезали маршрут и относительно вовремя поспели к месту затянувшегося боя.

Пока говорили пушки, конники, не покидая седел, на поле не выезжали. Три германских панцера и два «ханомага» ярко и дымно пылали, а уцелевшие бронированные машины повернули обратно, почти безрезультатно постреливая осколочно-фугасными снарядами в сторону далекой лесной опушки на полном ходу. Быстро сообразив, что здесь атака уже отбита, гранатометчики опять попрыгали в свои газики и помчались обратно, на помощь товарищам.

До немцев довольно быстро дошло, что непонятное оружие русских действует только на близкой дистанции, и теперь их танки, остановившись в полукилометре от хутора, принялись методично обстреливать еще уцелевшие зеленые насаждения с его края. Проехали полсотни метров — снова стали и снова ударили. Погибло несколько заранее занявших позиции гранатометчиков — остальные поневоле отошли или вжались в неглубоких окопах, не смея высунуться. В помощь танкам, то и дело меняя прицел и количество дополнительных пороховых зарядов на хвостовиках, били минометы, щедро забрасывая ближнюю часть хутора минами.

Германская пехота покинула свои бронетранспортеры и, задыхаясь от бега в гору, двинулась вслед за танками, ведя неприцельный ружейно-пулеметный огонь опять же по окраине хутора. Трое уцелевших под вражеским огнем гранатометчиков выстрелили, отважно подпустив врага на 150–200 метров — два танка запнулись и замерли — остальные в очередной раз обрушили на совершенно не приспособленные к долгой обороне окопчики шквал железа и взрывчатки, перемешивая их с землей и не давая ни поднять головы для следующего выстрела, ни убежать.