Уходило поколение, благословленное одними и осужденное другими.
Конечно, мы видели, что в последнее время он попадал в клинику: то сердце, то бронхи… Хотя продолжал курить. Но выныривал из непонятных нам глубин и как ни в чем не бывало появлялся на Комиссии, сдержанный, чуть улыбающийся, готовый к общению.
У него и шуточное четверостишие было по нашему поводу, которое он назвал «Тост Приставкина».
Первым делом подходил к стене, где были вывешены мной рисунки моей дочки. Одобрительно хмыкал, рассеянно оглядывал огромный кабинет и присаживался в дальнем конце стола на свое место.
Но были еще стихи. Они всегда предчувствие.
И в одном из последних сборников, для меня особенно памятного, ибо там были стихи, которые он нам щедро дарил со своим автографом, все можно услышать и понять.
Сборник назывался «Милости судьбы».
Там особенно много строк об уходе.
И даже любимый им Париж, где это и случилось, чуть ранее обозначен как место, где можно… «войти мимоходом в кафе «Монпарнас», где ждет меня Вика Некрасов…» А Вика ждал… на небесах. ТАМ.
В сборнике есть стихи, которые он посвятил мне.
Дело не в моей персоне, ей-богу, мог быть и кто-то другой, к кому он обратился бы с этими словами. Я получил их в подарок лично где-то в Германии, после одного застолья. Четкий и очень разборчивый подчерк, ни одной помарки.
На книжке Булат написал: «Будь здоров, Толя! И вся семья!»
Я думаю, книжка была подарена, когда мы встретились после летних отпусков у себя, на Помиловании. Нам оставалось быть вместе менее четырех лет.
Похороны Булата
Всего несколько эпизодов.
Театр Вахтангова, мы приехали пораньше, почти все из Помилования, но стоим в очереди, в толпе. А мимо нас, выныривая откуда-то из переулка, проскакивают Костюковский, Огнев, депутаты… Всяческие, в общем, деятели. В нашу сторону не смотрят, хотя стоят такие, как Разгон. Ему-то под девяносто. Да и Галя Дробот немолода. Одна только Рада Полищук заметила, подошла и встала рядом с нами.
Подъезжает Гусинский с охраной в каком-то бронированном лимузине. Стража встает цепочкой, и он, проскочив уличный просвет, ныряет в двери. Теперь, пока не вынырнет, никого, ясное дело, не подпустят и близко.
В почетном пока стоять некому, а быстрый Иванушкин уже успел нас представить. Сам я бы постеснялся. Надевают нарукавники, выводят, я заменяю Васю Аксенова. Ко мне подходит, чуть покачиваясь, Разгон, и так, странно, мы стоим обнявшись и плачем в рукав друг другу, такие совсем не похожие на караул. Звучат в записи песни Булата, и вот чудо, именно в этот момент, когда мы приблизились к нему, он запел мою, любимую мной «Молитву».
Совпадение? Или – знак свыше?
Сложив розы, белые с розовым окаемом, подхожу к Ольге. Рядом Беллочка Ахмадулина в шляпке. На лицо падает темная тень, так что глаз не разобрать. Меня сажают, но я тут же уступаю место Леве. Рядом, за стулом, шведка Христина, лицо ее мокро, руки дрожат. Она вцепляется в мою руку, и так, соединенные общим чувством, мы долго стоим. А всего-то и виделись в Стокгольме, где она подошла ко мне на выступлении в Союзе писателей и попросила передать Булату письмо. Оказывается, она великая певица, такая же, по словам Ольги, знаменитая, как у нас Булат. За свои деньги, кстати, издала у себя на родине книгу Булата.