– По крайней мере, верняк, – ответил я. – Не жевать же какую-нибудь незнакомую дрянь.

– Ну и молодец, – голос Лены смягчился.

– Еще заказал люля-кебаб, – принял я перемирие. – И кофе глясе… Давай дерябнем за удачную судьбу твоего романа…

– Нашего романа, – поправила Лена. – Без тебя…

– Брось. Ты молодец, просто не ожидал! Теперь бы найти переводчика. Не думаю, что Джулиан согласится.

– За деньги согласится. Договорюсь.

– Ну. Вздрогнули! – я поднял рюмку.

Мы чокнулись и приступили к еде в полном согласии и с уверенностью в благополучной судьбе нашей затеи. Свобода обретает почти физическое ощущение после конца напряженной работы. И, в то же время, физическое чувство потери… Я привык к обитателям городка Спрингфельда. Старая развратница Бекки, ее внучка Кэтти, коварная Ширли, сутенер Антони, наивный Питер и прочие персонажи романа продолжали еще жить со мной. Ведь за время споров и обсуждений эти придуманные люди плотно вселились в нашу трехкомнатную квартиру со всеми гражданскими правами членов семьи…

Я поставил рядом обе рюмки узорного литого хрусталя и поднял графин. Наполнив одну рюмку, не прерывая, перевел струю в другую.

– Почему мы разошлись? – я вернул графин на стол.

– Черт его знает, – Лена взяла свою рюмку. – Во-первых, отъезд Ириши… Мы как-то сразу осиротели… Ты даже попал в больницу, помнишь…

Это я помнил. В кардиологию, на улице Пархоменко. С частой экстрасистолией: провалом пульса.

– Как звали ту врачиху? Ты, кажется, завел с ней шашни.

– Лиза. Лиза Магазаник, – произнес я. – Какие шашни? Мы просто подружились…

– Ладно, ладно… Ты не пропускал ни одной юбки, – Лена махнула рукой в знак несомненной уверенности. – Во-вторых, мы за все годы всласть взаимно наорались, пора было и отдохнуть.

– Можно подумать, ты была ангелом целомудрия, – пробухтел я.

– В третьих, – уклонилась от искушения Лена, – я, вслед за Иришей, нацелилась на отъезд, а ты и в мыслях не держал. Хотя оставался один в той долбаной стране…

Подошел официант, и зреющий с каждой секундой «обмен мнений» прервался. Небольшие, упругие коконы «люля» из баранины, посыпанные зернышками сумаха и зарытые в лиловые листья рейхана, у меня, бакинского в прошлом ценителя, не могли не вызвать восторга. Прикрыв в блаженстве глаза, кончиком языка касался губ, ощущая всю прелесть вкуса…

– Чревоугодник, – укорила Лена. – Кавказский пленник… Ты, кажется, собирался сходить к тем пацанам в магазине Тимура?

– Да, да, – воспрял я. – Завтра ж… И вообще, я еще нигде не был, никого не видел из-за твоего романа.