– Потом скажу, – уклонилась Лена. – Отдыхай, пока я загружу посудомойку.

С высоты этажа под балконом расплескался уличный муравейник – крыши домов, расчлененные бульваром Кеннеди с усиками боковых улиц. Людей было мало. Часы на башне церкви Святого Мартина упрямо показывали четверть пятого – их так и не отремонтировали до сих пор. Как в таком бедламе оказалась церковь, непонятно. Вероятно, с той поры, когда в этом районе жили итальянцы. Со временем их вытеснили черные и желтые эмигранты. Конечно, в Джерси-Сити проживало и множество белых, а в штате Нью-Джерси так вообще были эрии, где обитали только белые. Однако их все больше и больше теснила Африка и Азия, особенно Пуэрто-Рико и Южная Америка… Даже здесь, на высоте одиннадцатого этажа, в нос шибал запах пряностей, лежалых овощей и жареного лука. В этом районе жили в основном индусы вперемешку с неграми, а в соседнем арабы, и тоже вперемешку с неграми. Дальше, от улицы Берген – корейцы и китайцы, тоже вперемешку с неграми. А вверх, от Кеннеди-бульвара до самого «белого» Байона, жили сплошь негры и пуэрториканцы и появляться там белому опасно. Туда даже полиция старалась не заглядывать…

С воем, обгоняя транспорт, промчались в сторону улицы Монтгомери, одна за другой, красные пожарные машины. Наверно, тамошние негры устроили какую-нибудь заваруху. В провале домов пряталась крыша «столовки» Уайт-хауз, приюта таксистов и алкашей. За ней улица Ван-Ваген, где проживала тетка Лены с мужем и знакомый диссидент Николай, бежавший с парохода в Роттердаме и перебравшийся в Штаты…

Вечерело. С левой стороны уже высвечивалась гирлянда голубых огней, рисуя контуры моста Виразано через реку Гудзон, за ним Бруклинский мост через другую реку – Ист-Ривер, а с правой стороны, вдали, угадывались огни аэропорта Ла-Гвардии, к тому же с десяток самолетов, мигая габаритами, кружили над тем районом в ожидании посадки… Если бы я перешел коридор и зашел в квартиру тещи, то увидел уже весь Манхэттен со знаменитыми башнями-близнецами и даже статую Свободы. Замечательный вид достался старухе, не то что ее дочери. К тому же по «Восьмой программе». Эта программа считалась большой удачей, подарком эмигрантской судьбы. Максимальная льгота по оплате квартиры – долларов пятьдесят в месяц, когда на обычных условиях такое жилье обошлось бы не менее двух тысяч…

Потянуло верхним океанским ветерком, хватит созерцать давно знакомый вид, надо бы вернуться в комнату…

– Не стой на ветру, простудишься, – донесся голос Лены. – Кофе будешь?

Пришлось вернуться в комнату… По части кофе бывшая супруга считалась большим знатоком. Еще с тех давних времен Дома творчества в Гаграх, где ее обучал абхазец, кумир многих писателей… Я обхватил ладонью миниатюрную чашечку, вдыхая горьковатый и пряный аромат, искоса поглядывая на Лену. Что-то в ней переменилось…

– Да, я себя не очень хорошо чувствую, – оценила она мой взгляд. – Врачи что-то ищут… Но не будем об этом, как живешь?

– Живу себе. Пока один, – уклончиво ответил я. – Ты сегодня не работаешь?

– Да. Моих детишек по выходным опекают родители, – вздохнула Лена. – Я уже скучаю без них. Такие забавные, вся троица.

– Тебе не тяжело? – осторожно спросил я.

– Не-а… Наоборот. Я с ними отдыхаю. Да и платят хорошо, родители известные адвокаты.

– Как здесь Саша Серебрянников? – уклонился я от темы заработков. – Саша по-прежнему ваш сосед?

– А куда ему деться? Временами отправляется в Вермонт, к Солженицыну, возит надыбленные в архивах документы, получает свой гонорар… Еще вы повидаетесь, он спрашивал о тебе.

Александр Серебрянников, сосед по коридору, – человек удивительной судьбы. Безоглядный поклонник Солженицына, историк, он уехал в эмиграцию следом за своим кумиром. Не зная английского, умудрялся разыскивать в архивах и копировать уникальные документы. Коренастый, большеголовый, лысеющий, с удивительно яркими карими глазами и всегда смеющимся смуглым лицом, он был любимцем многих политических эмигрантов. Я частенько заглядывал в его квартиру, с пола до потолка набитую книгами и… столярным инструментом, он подрабатывал «руками». Саша принципиально не желал учить язык. «Зачем? – рассуждал он. – Чтобы забивать молотком гвозди и чинить электричество, язык не нужен. А бабы у меня все русские. Обхожусь». Так Саша и жил многие годы…

Я пригубил глоток густой пахучей жидкости – такой кофе не пьют как чай, смакуют.

– И долго ты будешь испытывать терпение? – бросил я на бывшую супругу косой взгляд. – Вез через океан пишущую машинку…

– Я написала роман, – перебила Лена. – Хочу, чтобы ты перечитал, сделал замечания… Если надо, поправил и перепечатал.

– Роман, – проговорил я не без обескураживающего удивления. – И о чем? Из жизни эмигрантов?

– Нет. О… любви, в прошлом порочной бабушки к своей внучке. Желающей оградить девчонку от своего опыта…