– Я думаю, Джон, – ответил король, – что моя сестра[59] в детстве перекормила своего сына Уильяма овсяной кашей… Шутка. На самом деле для Майкла Германия – не слишком большое препятствие. Мой второй племянник Вильгельм, несмотря на всю свою внешнюю строптивость, прекрасно понимает, с какой стороны бутерброда намазано масло. Но поскольку природа не терпит пустоты, необходимо поспешить с переговорами о вступлении в Континентальный Альянс. А то обещанная Аравия и другие жирные куски могут проплыть мимо нашего рта.
– Хорошо, Берти, – кивнул Фишер, – я пошлю делегацию для переговоров на быстроходном крейсере, да только куда? В Вильгельмсхафен или в Кронштадт?
– Думаю, это преждевременно, – отмахнулся король, – сначала в переговоры должны вступить министры иностранных дел, это их работа, и только потом придет время снаряжать делегацию на конференцию. Вот только мы с тобой еще долго не сможем покинуть территорию Британии, а значит, при успехе предварительных переговоров конференцию придется организовывать в Лондоне. Понимаешь, Джон, к чему я клоню?
– Понимаю, Берти, – согласился Фишер, – и всемерно одобряю. Но мне кажется, что сэр Эдвард Грей при всех своих достоинствах едва ли подходит для выполнения этой задачи. Да, он не бросил своего поста подобно многим другим министрам и депутатам, но на этом положительные моменты от его деятельности заканчиваются. Чтобы развернуть внешнюю политику Великобритании на новый курс, необходим человек, переживающий за это дело всем сердцем, или хотя бы неутомимый карьерист-трудоголик с кипучей энергией, который будет делать все в два раза быстрее[60], чем сэр Эдвард. К тому же наша деятельность будет весьма далека от либерализма, и наши новые союзники также исповедуют авторитарный стиль управления своими странами. Не думаю, что такой закоренелый либерал сможет продвигать идеи, прямо противоположные его убеждениям.
– В таком случае, Джон, – сказал король, – могу посоветовать тебе одного неутомимого молодого карьериста. Это некто Уинстон Черчилль, тридцать четыре года от роду, журналист, писатель, кавалерист, лихой рубака и стрелок, не имеющий каких-то партийных предпочтений. Начинал как консерватор, потом переметнулся к либералам, в будущем может снова прибиться к консервативному берегу. Депутат Палаты Общин, с недавних пор исполняет обязанности Председателя Совета по Торговле. И, кстати, он тоже никуда не сбежал и сейчас находится в Лондоне, поскольку понимает, куда ветер дует. Одним словом, перспективный молодой человек, который со временем может встать в один ряд с великими политиками прошлого. Или не встать – если мы с тобой обнаружим в нем какой-нибудь изъян и решим, что литературная деятельность для этого господина подходит больше, чем политика.
– Я его знаю, – сухо кивнул адмирал Фишер, – и думаю, что мы сработаемся. Но это довольно резвый конек, и шоры с уздой для него гораздо предпочтительнее шпор и кнута.
– Ну вот и хорошо, Джон, – кивнул король, – встреться с этим молодым человеком в самое ближайшее время и объясни, в какую игру мы играем. Думаю, ему понравится. Все прочие кандидатуры – на твое усмотрение. А я в ближайшее время буду занят важнейшим делом, займусь королевской дипломатией: письма, телеграммы и прочее общение с коллегами по ремеслу. Прежде чем ты сможешь бросить в землю семя, я должен ее вспахать и удобрить…
30 июня 1908 года. Вечер. Македония, окрестности Солуна (Салоник).
Продвигающиеся вперед с непрерывными боями болгарские войска достигли северных окраин Солуна еще утром. Расстояние от горного перевала до городских окраин составляло двенадцать километров, и, если бы не многочисленные турецкие заслоны, могло быть пройдено за три-четыре часа. Но главный очаг ожесточенного сопротивления болгарскую армию ждал в самом городе. Двадцать тысяч турецких солдат и семь тысяч ополченцев готовились лечь костьми за то, чтобы болгарские солдаты никогда не вошли в этот город. Ради этой цели в каменистом грунте полукольцом были вырыты глубокие траншеи, в которых заняли позиции аскеры османского гарнизона, а в особо избранных местах были подготовлены полукапониры для картечниц.
Впрочем, эти укрепления не особо помогли османам. После первой же отбитой болгарской атаки со стороны наступающих захлопали минометы и загрохотали пятидюймовые гаубицы, а над турецкими укреплениями встали кусты разрывов. Начался штурм Солуна. Людям, сражающимся за этот город, было как-то параллельно падение метеора на Великобританию, а также связанная с этим паника в Лондоне и Париже. Не знали они пока и о страшном оружии русского корабля, смахнувшем этот метеор с небес будто муху. У них имелись свои заботы и свое видение этого мира со всеми его справедливостями и несправедливостями. Кровь текла по земле рекой, но причины тому были сугубо местными. И туркам, и болгарам, и грекам не было ровным счетом никакого дела до большой политики творимой Великими державами. Впрочем, последние еще поймут, насколько они ошибались…
Но ожесточенное сражение за город являлось лишь отвлекающим фактором. С запада к городу подходили греческие войска во главе с принцем Константином, и Тахсин-паша уже выехал им навстречу. Местом встречи этих двух политических деятелей стала железнодорожная станция Текели, которую греки использовали в качестве полевого лагеря. Никаких особых подвигов на этой войне греческие войска пока не совершили, поскольку основные силы турецкой западной армии в это время сражались с болгарами и отчасти с сербами. Это не то что десять лет назад, когда, сражаясь с Грецией один на один, османская армия натянула потомков эллинов как тузика на глобус. Разгром был страшный, и только заступничество Великих Держав позволило Греции сохраниться на карте мира.
И вот сейчас, как бы в компенсацию за то унижение, греческое командование собиралось провернуть то, что на обычном языке называется кражей. Тахсин-паша подпишет акт о капитуляции, после чего греческая армия без боя зайдет в город с открытой западной стороны, и попросит болгар убираться прочь. Таким исходом был доволен Тахсин-паша, который стал богаче на кругленькую сумму, позволяющую прожить остаток дней в Швейцарии или Ницце. Таким исходом было довольно и греческое правительство, получающее в свое распоряжение город и торговый порт. Война когда-нибудь закончится, а вот возможность пустить часть болгарской внешней торговли через свою таможню останется. Болгары, конечно, будут недовольны, но кого интересует недовольство славянских дикарей…
В этих рассуждениях высокие стороны, договаривающиеся о капитуляции совершенно забыли о том, что регентом и лордом-протектором при малолетнем Болгарском царе в настоящий момент является русский адмирал Ларионов, который чаяния и обиды болгар воспринимает как собственные. Но адмирал Ларионов, как бы он ни был силен, это только полбеды; настоящей бедой для любителей нарушать соглашения и хватать со стола чужой кусок является сюзерен адмирала всероссийский император Михаил, который шуток не понимает и очень не любит, когда перечат его воле. Одним словом, у него такой тяжелый характер, что опасаться его следует даже коронованным особам, в том числе дальним и ближним родственникам.
И вот случилось то, что и должно было. Греко-турецкие переговоры увенчались полным успехом, стороны пожали друг другу руки, – и греческие солдаты потихоньку, по узкой прибрежной полосе, принялись прокрадываться в Салоники, чтобы поднять над этим городом греческие флаги. На передовой они появились чуть позже полудня, и в наступившей тишине, размахивая белыми и греческими флагами, принялись кричать, что этот город уже сдался непобедимой греческой армии, так что болгарские войска должны уходить прочь, потому что по праву завоевания это теперь земли греческого королевства… Впрочем, болгарские войска никуда не ушли, а, на время прекратив огонь, выслали для переговоров с греками высокопоставленную делегацию под двумя флагами: белым и русским.
Этот сигнал, свидетельствующий о том, что во второй болгарской армии присутствует представитель русского императора, серьезно встревожил командующего греческой армией принца Константина. Россия с Османской империей пока напрямую не воюет, но при этом она является организатором и модератором Балканского союза. Быстренько собравшись, греческий принц вместе со своими адъютантами выехал навстречу парламентерам. И точно – рядом с генералом Георгием Тодоровым, командующим 2-й болгарской армией, стоял молодой человек в русском военном мундире, при золотых подполковничьих погонах, георгиевском оружии (даваемом исключительно за храбрость), а также флигель-адъютантских аксельбантах, свидетельствующих о том, что здесь этот человек исполняет волю пославшего его сюзерена. Знающие люди из македонских партизан-четников и их противников узнали бы в этом подполковнике русского военного инструктора и оружейного коммивояжера по прозвищу «Бес», который немало сделал для того, чтобы разрозненные и плохо вооруженные македонско-болгарские четы превратились в реальную боевую силу.
– Уходите отсюда, – сказал болгарскому генералу греческий принц, – по праву военного завоевания город Салоники и его окрестности с сегодняшнего дня являются территорией греческого королевства…
Генерал Тодоров только пожал плечами и презрительно усмехнулся.
– У меня, – сказал он, – есть приказ моего царя, и я его выполню. И не вам указывать, куда идти болгарской армии, а куда не идти. А сейчас я передаю слово русскому подполковнику и флигель-адъютанту Николаю Бесоеву. Он здесь голос, глаза и уши своего государя, нашего союзника, решившего вернуть Болгарии все, что у нее украли тридцать лет назад.
– С каких это пор ночное воровство стало называться завоеванием? – на неплохом английском языке с американским (нью-йоркским) акцентом сказал Николай Бесоев. – Когда десять лет назад Греция выступила против Османской империи один на один, она была сразу разбита турецкими аскерами и втоптана в грязь. На этой войне основная тяжесть сражений пала на Болгарию, армия которой в ожесточенных боях перемалывала главные османские полчища. При этом Греция вступила в войну гораздо позже остальных союзников, и ее солдаты продвигались вперед почти не встречая сопротивления, поскольку главные силы турецких аскеров в это время были задействованы в боях против болгарской армии. Но все это мелочи по сравнению с тем, что по предварительному соглашению, сопровождавшему подписание договора о Балканском союзе, город Солун и его окрестности отходят к Болгарскому царству, а отнюдь не к греческому королевству. И под этим документом, ваше высочество, стоит подпись вашего отца.
– Ваш император, – бледнея, выкрикнул принц Константин, – выкрутил нам руки – так, что мы не могли не подписать эту бумагу! Но теперь, по праву завоевания, Салоники наши, и мы их никому не отдадим!