Безусловно, лидером среди собравшихся был Энвер-паша. Его часть, хорошо обученная и дисциплинированная, была хорошо известна как сербским и болгарским четникам, так македономахам. Не перечесть, сколько бессильных проклятий обрушивалось на голову этого человека. Правда, с недавних пор и он ощутил, что в некоторые места лучше не лезть, – вот и сейчас звериное чутье на опасность говорило ему, что в данной ситуации тоже скрывается ловушка.

– Старый бабуин, – сказал он про султана Абдул-Гамида, – доигрался в свой зулюм^[24] до того, что даже у британцев лопнуло терпение, а Германия махнула на нас рукой из-за постоянных задержек с разрешением на постройку железной дороги^[25] из Константинополя в Басру через Багдад. Из нас, скорее всего, хотят сделать главных виновников надвигающегося поражения. Тридцать лет назад Османская империя проиграла войну одной России; сегодня ей не справиться даже с союзом из Сербии, Черногории, Болгарии и Греции. Призыв к газавату – это шаг отчаяния и желание замазать кровью неверных собственные грехи. Тем более что в итоге в живых не останется вообще никого, ибо победители будут безжалостны и уничтожат правоверное население Фракии и Румелии таким же жестоким образом. А виновны в этом будем как раз мы, поскольку не смогли этого предотвратить.

– Час выступления настал, – сказал горячий и порывистый Ахмед Ниязи-бей, – пока нас и в самом деле не арестовали, нужно выйти из повиновения Ибрагим-паши, объявить о восстановлении конституции 1876 года и обратиться с воззванием к главам иностранных держав с тем, что режим султана Абдул-Гамида низложен.

– Еще, – сказал Энвер-бей, – необходимо обратиться к населению из местных неверных, обещая им свободу, равенство и братство. А вешать мы их будем потом, ведь сейчас главное – отвертеться от того, что нам приготовил русский царь Михаил, являющийся сыном и достойным учеником самого Иблиса.

– Боюсь, уважаемый Энвер-бей, – ответил Ахмед Ниязи-бей, – что такое воззвание окажется в высшей степени бесполезным. Вожди автономистского крыла местных болгарских повстанцев в последнее время либо были убиты, либо бежали в Европу. Сейчас в местных горах в полной силе только сторонники присоединения Западной Румелии к территории Болгарии, а у них вы своим воззванием не вызовете ничего, кроме ярости и насмешек. Зачем им нужны крошки из наших рук, когда русский царь наверняка обещал им все и сразу.

– Кроме болгар, – сказал Энвер-бей, – в Румелии проживают греки, сербы и албанцы. И ничего не значит тот факт, что албанцы – такие же правоверные, как и мы с вами. Османская армия уже не раз подавляла их восстания, ибо они также жаждут независимости от Стамбула. Да и не мудрено. Этот вислоухий ишак султан Абдул-Гамид превращает в протухшее ослиное дерьмо все, к чему прикасаются его лапы. Воззвание к местным жителям необходимо составить так, чтобы каждый решил, что оно как раз про него. Нужно пообещать снижение налогов, уменьшение цензуры, облегчение торговли, а также увеличение национальных и религиозных свобод. Сейчас мы можем обещать все что угодно, но как только наша власть укрепится, мы все свое возьмем с неверных сторицей. И, самое главное, уважаемый Нуретдин-бей, не беспокойтесь по поводу вашего отца. Мы не собираемся причинять ему зло. Заслуженные военачальники на нашей стороне тоже нужны. А вы уж постарайтесь уговорить его так, чтобы многоуважаемый Ибрагим-паша был среди нас не почетным пленником, а дорогим гостем.

– Болгары, – вздохнул инспектор Румелийской железной дороги Ахмед Джемаль-бей, – составляют среди местных неверных большинство, и если они вновь обернутся против нас^[26], мы будем обречены на нелегкие сражения. К тому же, если и в самом деле на территорию Западной Румелии войдет болгарская армия, то болгарские четники сразу побросают свои фракционные разногласия и побегут пинать нас в зад, чтобы мы поскорее убрались на другую сторону Босфора. По-другому никак, настолько замудрила всем головы русская пропаганда.

После этих слов в помещении наступила гробовая тишина. Присутствующая публика только теперь поняла, что ни в случае успеха, ни тем более в случае неудачи назад уже не отступить. С одной стороны – султанский режим, осознавший близость своей окончательной кончины, а с другой – неукротимый русский царь, жаждущий смыть турецкой кровью давнее унижение России, павшее еще на его прадеда, а также сербы, болгары и греки, полные мстительных эмоций за столетия оттоманского ига. Тот, кто попал в эти жернова, шансов выйти живым почти не имеет.

– Ладно, – махнул рукой Энвер-бей, – в любом случае надо начинать восстание – другого выхода у нас нет. Каждый из нас знает, что ему делать, и думаю, что никто не подведет. А вы, – обратился он к Мехмед Талаат-бею, – оказали нам величайшую услугу, и мы этого не забудем. А сейчас ступайте и отправляйтесь обратно к себе в Салоники, чтобы по возможности точно осведомлять нас обо всех важных правительственных телеграммах. Как только наша повстанческая армия захватит Салоники, вы будете назначены губернатором этого города.

– Ваша мудрость, уважаемый Энвер-Бей, – сказал Мехмед Талаат-бей, – может соперничать только с вашей прозорливостью. Я выполню ваше поручение со всем возможным тщанием.

С этими словами почтовый чиновник развернулся и вышел прочь из комнаты. Правда, почти сразу по окнами комнаты раздался топот копыт и грохот колес по брусчатке, похожий на тот, что создает бешено несущийся по узкой улице экипаж. Такое бывает, если кони чего-нибудь испугаются и понесут. Потом в этот шум вплелся звук, похожий на то, будто пара силачей раздирают по шву толстую ткань, и тут же раздались крики прохожих: «Убили, убили, совсем убили!!!». Не сговариваясь, турецкие офицеры бросились на улицу и обнаружили своего недавнего знакомца лежащим на земле в луже крови, раскинувшим руки и ноги. Несмотря на легкий ветерок, отчаянно воняло сгоревшим порохом, а Мехмед Талаат-бей выглядел так, будто в него из револьверов стрелял сразу взвод солдат. При этом на стене дома, возле которой произошло происшествие, отлетело не менее квадратного метра штукатурки…

Да, жизнь – быстротечная штука: только что они разговаривали с этим человеком, строили планы, и вот он уже лежит на земле, мертвый как бревно… И убили его, несомненно, русские боевики или те, кого русские снабдили для этого всем необходимым: от оружия и повозки до указания точного места и времени покушения.

14 июня 1908 года. 21:05. Австро-Венгерская империя, провинция Нижняя Австрия, замок Артштеттен.

Эрцгерцог и наследник австрийского престола Франц Фердинанд, а также его морганатическая супруга графиня София Хотек фон Хотков, герцогиня фон Гогенберг.

Над Европой догорал летний закат. Багровое солнце садилось в облака, заливая землю светом цвета расплавленного золота. Эрцгерцогская чета молча наблюдала это великолепие, стоя у раскрытого настежь окна. Для кого-то закат – это просто закат, а для кого-то – символ конца известного им мира.

– Мне страшно, душа моя… – Герцогиня положила руки на плечи сидящему супругу, – в воздухе как будто пахнет грозой и витает ощущение какой-то великой катастрофы. Вот сейчас полыхнет молния прямо с ясного неба – и мы с тобой обратимся в прах, и вместе с нами рухнет все то, что мы знали и любили. Быть может, я напрасно тревожусь, но это чувство не отпускает меня ни днем, ни ночью…

– Твоя тревога не напрасна, моя радость, – отвечает своей жене наследник австрийского престола, – время сейчас такое, когда лучше и не жить культурному европейцу. Мы на пороге неизбежной Великой Войны за передел Европы, и главным мотором этой неизбежности является русский царь. Он молод, в меру целеустремлен, в меру жесток и беспощаден, но главной его особенностью является восприятие России как абсолютной ценности, ради интересов которой можно отправить в пекло весь остальной мир. Сейчас интересы России толкают этого нового Тамерлана в сторону нашей Австро-Венгерской Империи.

– И что, – испуганно произнесла герцогиня София, – с этим ничего нельзя сделать?

Эрцгерцог поморщился.

– Мой чрезвычайно долгоживущий дядя, – сказал он с кривой усмешкой, – за последние шестьдесят лет своей жизни успел сделать очень много гадостей нескольким поколениям русских царей, начиная с прадеда нынешнего императора. Такое не забывается. Кроме того, Австро-Венгерская империя находится в хронической ссоре с младшими братьями русских: сербами и болгарами…