Речь, конечно, не могла идти о том, что Бах-Зелевский будет нести ответственность за всю эту программу. Ограбление территорий и организация голода возлагались на экономический штаб «Ост» и вермахт, которому предстояло блокировать поступление продовольствия в «лесную зону». По всей видимости, Бах-Зелевский должен был осуществлять поддержку реализации данного плана по линии СС. О какой же поддержке могла идти речь? Очевидно, высший фюрер получил директиву сделать голод не единственным средством истребления.
Здесь нам стоит вернуться к документу Кейтеля от 5 июля, адресованному начальнику Управления вооружений. В этом приказе, как мы видели выше, говорится о том, что голод вызовет «акты отчаяния» и возможные нападения на оккупантов. Подавлять эти голодные бунты предстояло охранным и полицейским формированиям, то есть силам, которые находились в ведении высших фюреров СС. А поскольку наиболее масштабной зоной голода должна была стать Центральная Россия, то и наибольшее сопротивление, по всей видимости, ожидалось там. Ответить на волнения со стороны коренного населения Гиммлер собирался истребительными операциями под командованием в первую очередь Бах-Зелевского — в полном соответствии с опытом колонизаторов предшествующих времён. Если бы события разворачивались так, как было запланировано «Барбароссой», то пик уничтожения под командованием Баха пришёлся бы на позднюю осень 1941 года и зимний период. В документе Кейтеля говорится, что замирение оккупированных районов, возможно, продлится до конца зимы[488].
Важно также и то, что сам Гиммлер говорил о планах ликвидации славян отнюдь не только в Вевельсбурге. По свидетельству генерал-полковника Фердинанда фон Шёрнера, незадолго до вторжения Германии в СССР рейхсфюрер прибыл в покорённые Афины и во время обеда с офицерами оккупационной немецкой армии публично заявил, что «вскоре предстоит большая война на Востоке, целью которой является вытеснение славян из восточного пространства и колонизация славянских земель немцами. При этом он ориентировал на физическое истребление русских в случае оказания ими сопротивления во время вторжения немцев в пределы России»[489]. Представить, что «русские» сдадут европейскую часть СССР вообще без борьбы, невозможно, поэтому оговорку о геноциде как реакции на сопротивление следует считать обычной нацистской демагогией. Это классическое оправдание принципа избыточного насилия в любой колониальной войне для завоевания жизненного пространства.
В связи с этим стоит также напомнить откровенное июльское выступление Гиммлера в Штеттине в июле 1941 года, где он в своей ксенофобской манере назвал жителей СССР смесью рас и народов, «чьи имена нельзя выговорить и чей внешний вид таков, что их можно просто перестрелять без всякой пощады и милосердия»[490].
Таким образом, как минимум три независимых источника (Бах-Зелевский, фон Шёрнер и сам рейхсфюрер) говорят нам о Генрихе Гиммлере образца мая-июля 1941 года как об убеждённом стороннике геноцида на территории Советского Союза.
Обилие разрозненных свидетельств, которые наконец начинают выстраиваться в единую картину, не оставляет сомнения: накануне войны нацистская верхушка цинично спланировала геноцид советского народа. Ожесточённое сопротивление Красной Армии сорвало этот план. Но приказ Гиммлера оставался в силе и выполнять его пришлось в 1942–1943 годах в других условиях, когда оккупантам угрожали не «акты отчаяния», а сильное партизанское движение. Рамочные распоряжения о подавлении будущего сопротивления, исходившие из логики геноцида, были отданы именно на вевельсбургском совещании.
Замок Вевельсбург, построенный в начале XVII века, находится в земле Северный Рейн-Вестфалия, неподалёку от города Падерборна. В 1933 году Гиммлер впервые посетил это место и проникся к нему симпатией; спустя год замок превратился в резиденцию СС, где на постоянной основе разместилась идеологическая школа Управления по делам расы и поселений.
Возможно, на выбор этого места оказал влияние близкий к Гиммлеру пожилой оккультист Карл Мария Вилигут[491], глава отдела СС по изучению ранней истории. Именно он напомнил патрону древнее германское сказание о «битве у берёзовой рощи», которая, судя по описанию, должна была произойти где-то в окрестностях Вевельсбурга. В этом сражении, согласно легенде, воинство Запада уничтожит великую армию Востока, в которой ещё со времён Фридриха Великого немцы привыкли видеть русских. Склонный к мистицизму и символизму Гиммлер ухватился за этот образ, воспринимая его как метафору: здесь, у «берёзовой рощи», должна быть выиграна битва умов, подготовлен план «окончательной победы» над Востоком. Поэтому нет ничего удивительного в том, что для финального обсуждения деталей этого плана он позвал высших руководителей СС именно в Вевельсбург.
То, что 12–15 июня обсуждался именно порядок действий на оккупированных территориях СССР, видно по составу участников. Гиммлер вызвал на встречу своего ближайшего сподвижника, руководителя имперской безопасности Рейнхарда Гейдриха. В непосредственном подчинении Гейдриха находились айнзацгруппы полиции безопасности и СД — специальные формирования, предназначенные для решения «политических задач» в ходе завоевательной кампании. Опыт других оккупированных стран, в первую очередь Польши, показывает, что подобные «эскадроны смерти» использовались для ликвидации непримиримых противников рейха из вражеского госаппарата и интеллигенции в районах действия армии и глубоком тылу. Очевидно, что в Вевельсбурге должны были обсуждаться и наверняка обсуждались задачи айнзацгрупп на Востоке.
Приглашение в замок получил оберстгруппенфюрер СС Курт Далюге, глава так называемой имперской полиции порядка, которая также делегировала свои подразделения для действий на Восточном фронте. Обязательным было присутствие главы штаба Гиммлера, представителя рейхсфюрера в ставке Гитлера Карла Вольфа. Ещё одним человеком, чьё участие потребовалось на встрече, оказался руководитель Главного административно-экономического управления СС Освальд Поль: представляется, что его фигура особенно важна в свете предшествующей беседы руководителя СС с Бакке.
Наконец, максимально красноречивым является вызов в Вевельсбург трёх высокопоставленных эсесовских функционеров, которых вскоре назначат высшими фюрерами СС на оккупированных советских территориях. Эрих фон дем Бах-Зелевский станет наместником Гиммлера в Белоруссии и Центральной России. Фридрих Еккельн отправится на Украину, а Ганс Адольф Прютцман — на Северо-Запад СССР; впрочем, осенью 1941 года двух последних поменяют местами. К этой же группе примыкал Ганс Альбин Раутер, который в момент совещания занимал пост высшего фюрера СС в Гааге. Возможно, он также рассматривался как один из будущих исполнителей воли Гиммлера на Востоке, от кандидатуры которого впоследствии отказались[492].
Кроме этих лиц на встрече были личный референт рейхсфюрера СС Рудольф Брандт и комендант замка Зигфрид Тауберт. Наконец, есть данные о присутствии в этот момент в Вевельсбурге двух нацистских литераторов: на одном из фото, сделанных в дни совещания, рядом с Гиммлером находится журналист и поэт Адольф Бартельс; также в июльской переписке Гиммлера с драматургом Гансом Йостом, членом СС, есть упоминание об их недавнем разговоре в Вевельсбурге.
Стенограммы совещания 12–15 июня также не сохранилось. Оно вообще затерялось в череде предвоенных встреч нацистского руководства и до сих пор не становилось объектом самого пристального внимания историков. Отчасти причина этого коренится в недостатке источников. Какие-то важные детали о происходившем тогда в резиденции «Чёрного ордена» можно почерпнуть только из показаний Бах-Зелевского в Нюрнберге и на позднейшем процессе против Вольфа. Сам Вольф всеми силами пытался избежать наказания, ссылался на забывчивость и категорически отрицал хоть какое-то участие в планировании геноцида; от него мы узнали немного, хотя он и заявил, что «не сомневается в правдивости высказывания свидетеля (Бах-Зелевского. —
Других участников встречи, доживших до конца войны, судили в разных местах, иногда в тех странах, где они совершили свои главные злодеяния. Так, организатор холокоста и сожжения деревень на Северо-Западе СССР Фридрих Еккельн предстал перед судом в Риге. Курт Далюге, который после смерти Гейдриха возглавил протекторат Богемия и Моравия, оказался на скамье подсудимых в Праге. Советские и чешские следователи не знали о свидетельствах Бах-Зелевского, не могли сопоставить с ними показания своих фигурантов; кроме того, преступления Еккельна и Далюге были столь многочисленны, против них была собрана столь впечатляющая доказательная база, что в этих условиях раскрытие деталей какой-то стародавней встречи, прямо не связанной ни с Прибалтикой, ни с Чехословакией, никак не могло повлиять на приговор и вызвать особенный интерес. И всё же ряд обстоятельств дают основания предполагать, что именно в замке близ Падерборна Гиммлер сформулировал устные распоряжения относительно истребления славян и евреев на Востоке.
По словам Бах-Зелевского, Гиммлер рассуждал, что для убийства местного населения во время антипартизанских акций можно было бы сформировать специальные соединения, состоящие из уголовных элементов. На прямой вопрос обвинителя, следует ли считать, что сам характер людских контингентов подбирался с целью истребления, Бах ответил: «Да, я считаю, что при выборе командиров и определённого состава команд имелась в виду именно эта цель»[494].
«Преступное» соединение — батальон во главе с откровенным маньяком Оскаром Дирлевангером, впоследствии доросший до полка, а потом и до бригады СС «Дирлевангер» — эффективно воевало на Восточном фронте. Первоначально это соединение формировалось из заключённых-браконьеров, однако в дальнейшем в него стали охотно включать и уголовников-рецидивистов других «специальностей». Люди Дирлевангера прославились акциями истребления и террора на территории Белоруссии. О том, насколько беспощадными к мирному населению были их действия, видно, например, из приказов начальника тыловой службы группы армий «Центр» генерала Макса фон Шенкендорфа летом 1942 года. Шенкендорф находился в реальной обстановке оккупации — в Белоруссии, где партизанское движение заявило о себе особенно громко, и своими глазами видел, что безграничное насилие в ситуации провалившегося блицкрига ведёт лишь к росту сопротивления. В первых числах июня 1942-го он впервые попытался запретить расстрелы женщин и детей, за исключением женщин с оружием в руках (он подтвердил этот запрет ещё раз 3 августа 1942-го). Однако 16 июня силы СС, полиции и вспомогательных частей вермахта в ходе операции возмездия за убийство партизанами 15 полицейских из 51-го батальона уничтожили крупную, состоявшую из нескольких посёлков деревню Борки со всеми жителями. Были убиты 2022 человека — преимущественно женщины, дети и старики[495]. В последующие две недели подчинённые Дирлевангера сожгли ещё больше десятка деревень. Узнав об этом, Шенкендорф вызвал к себе Бах-Зелевского и пообщался с ним на повышенных тонах. Однако действия это не возымело. По словам Дмитрия Жукова и Ивана Ковтуна, «высший фюрер СС не мог наказать Дирлевангера и штурмбаннфюрера Рихтера, так как за ними стояли сильные и влиятельные руководители “Чёрного ордена”»[496].
В первую очередь это был сам Гиммлер, настроенный очень радикально, и этот настрой никак нельзя счесть реакцией на развёртывание партизанского движения: он заметен уже в Вевельсбурге. Для рейхсфюрера СС противником в войне была не Красная армия; противником была чуждая и многочисленная раса. Каждого её представителя он рассматривал как потенциально способного помешать Великой Германии. Лучший способ сломить сопротивление врага глава охранных отрядов видел в истреблении живой силы и надеялся, что благодаря таким мерам у русских в скором времени просто закончатся люди.
Говорить о том, что Гиммлер ставил задачу уничтожить всех или большинство советских крестьян, конечно, было бы абсурдно; часть сельских жителей на первом этапе колонизации рассматривались как дармовая рабочая сила для рейха. Однако при обозначении минимальной партизанской угрозы карательные силы в значительном числе случаев исходили из того, что подлинная безопасность может быть обеспечена только при тотальной зачистке населения. Уничтожали не партизан и даже не их пособников; уничтожали всех, кто сугубо теоретически мог бы оказать повстанцам хоть какую-то поддержку.
В декабре 1943 года рейхсфюрер СС вещал:
«…Немецкий народ — единственный, который может отбить, победить и — можете спокойно использовать это слово — истребить, массово истребить этих русских до последней горстки (он использовал слово