– Не замужем, – поправил участковый, который любил официальную точность.

– Но мужчины у нее бывают? – спросил Акимов и почувствовал, что краснеет.

Участковый смешно пошевелил усами:

– Ну, это не совсем ко мне. А вот дворника, если хочешь, давай поспрошаем.

Во дворе тети-Любиного дома на Оленьем Валу орудовал молодой татарин в подшитых валенках, зимней шапке-ушанке, с железной бляхой на фартуке, с тщательностью убирая мокрый снег. Увидев участкового и его спутника, аккуратно затушил «козью ногу» и двинулся навстречу. К удивлению Акимова, Аким Степаныч заговорил по-татарски, дворник, расплываясь в улыбке, ответил ему, они обнялись.

– Давай, Сергей Палыч, излагай, – кивнул Аким Степаныч. – Если что, я переведу.

Акимов, сосредоточившись, начал:

– Росту невысокого, лет двадцать – двадцать пять. Пальто, кашне белое. Глаза серые. Кудрявый. Улыбчивый…

– Хохол? Заика? – завершил участковый.

Сергей, поперхнувшись, с уважением протянул:

– Ничего себе.

– Бдительность, – подмигнул участковый и снова заговорил по-татарски, обращаясь к дворнику. Тот, выслушав, кивнул и уверенно ответил.

– Был вчера, под вечер, – доложил участковый. – Равиль говорит: сильно пьяный был.

– Нет-нет, должно быть, не он, – покачал головой Акимов, – этот не пьет…

Дворник, внимательно прислушиваясь, широко улыбнулся и снова заговорил:

– Равиль говорит: он, точно. Но пьяный. Проблевался у подъезда и пошел себе до Лизаветы.

– В пальто? В кашне? С чемоданом желтым?

– Эйе, эйе, – закивал Равиль, указывая на шею, – шарф, чемодан.

С досады уж так хотелось грянуться головой о мостовую, да неловко было мусорить, прибавляя дворнику работы.

Распрощавшись с бдительным Равилем, они отошли в сторонку, и Сергей спросил: