Ирония объяснялась тем, что спортивный Вакарчук вообще не умел ходить на лыжах. То есть абсолютно. На коньках бегал северным оленем, а встав на лыжи, с готовностью тыкался ну практически носом в навоз. Они его не слушались, разъезжались, переплетались и вообще точно бесились. К тому же он никак не мог постичь науку смазки, и какой бы номер мази ни выбирал – обязательно промахивался.
Однако, мучимый своей тягой все делать на пять с плюсом, он упорно тренировался – и вот к концу первого снежного месяца перемещался вполне сносно, пусть и медленно.
Образовывал его Петр Николаевич, заядлый лыжник, и дело шло, пусть и медленно. Директор, хоть и щедрая душа, ни лыж спортивных, ни пьекс физруку не выделил – это и понятно, посеет где-нибудь. Так что ковылял Вакарчук на лыжах образца сорокового года, сплошной брусок, по сути – доска загнутая, крепления на петли, на наклеенную резинку, и в валенках.
– Лыжник из него – как из собачьего хвоста сито, – подал голос Илюха Захаров, – да какой там. Ногами еле шевелит, к тому же потеть не любит.
– Это точно, – поддакнул Колька, – а как старается-то.
– Да уж. На неделе третий раз…
В это время зазвенел звонок. Вернулись за парты, а Колька – к доске, на всеобщее поругание и позор, беспомощный, как физрук на лыжах, и принялся обреченно дослушивать свой приговор:
– …Итак, пометим. Лыжник добежал до конца трассы и побежал обратно с той же скоростью. На каком расстоянии от конца трассы он встретил первого лыжника, если известно, что эта встреча произошла через двадцать минут после старта первого…
«А между прочим, граждане. С тех пор, как скатался тогда до Черепа, перестал ездить со своим желтым чемоданом, зато теперь куда это он почесал, с таким-то рюкзаком? Ну, решил покататься, так шел бы по лыжне, проложили же. А тут с грузом, да чуть не по целине… что это у него там набито, интересно?»
– Пожарский! Так чему равно-то?
– Нулю, Софья Пална…
Математичка вздохнула:
– Пожарский, вы знаете, что общего у вас с Александром Сергеевичем Пушкиным?
Колька даже очнулся от изумления:
– Что?!
– То, что у вас обоих на уроках математики все заканчивается нулем. Жаль только, что он отправлялся за парту гениальные стихи писать, а вы – считать ворон за окном.
Но на этот раз математичка была не совсем права. Как раз вопрос подсчетов очень Кольку заинтересовал. Сразу после уроков он напрямую отправился в отделение, но Акимова там не застал – отошел куда-то или получал очередные «цэ-у» у руководства, зато был многоопытный Остапчук, которому Колька изложил свою просьбу:
– Иван Александрович, а нет ли у вас карты леса, за железной дорогой?
Остапчук с готовностью прервал письменные упражнения, потянулся, разминая пальцы:
– Мы писали, мы писали… да есть, конечно, старая, довоенная, а тебе на кой?